Замаров сидел в своем углу и не желал подниматься. Что самое неприятное, он не спешил убирать браунинг, который удобно лежал у него на коленях и словно бы случайно был направлен в сторону жигана.
— Ты приехал быстрее нас. Почему?
— Хочешь меня заговорить? Ничего у тебя не получится, — усмехнувшись, отозвался Замаров. — Я ехал в сотне метров от вас. В одном месте немного срезал. Места-то родные! И на заставах меня не проверяли. Вот и прибыл минут на десять раньше вас… Когда я бываю здесь, так у меня сердце кровью обливается! Это быдло разрушило наше родовое имение. А паркет, — пнул он кусок дерева, валявшийся под ногами, — выкорчевывали топорами. И знаешь, что они с ним делали? — он едко скривал губы. — Ни за что не догадаешься!
— Я тебе не гадалка, — скрипнул зубами Кирьян.
Разговор становился ему в тягость.
— Ага, вижу, что сегодня ты не расположен к долгим дискуссиям. Ну да ладно, я тоже не в настроении… Испортили, твари! — брезгливо кивнул он в сторону трупов. — Я хотел спросить тебя, Кирьян, а ты не подумал о том, что я захочу избавиться не только от ненужных свидетелей, но и от тебя тоже? — Замаров поднял браунинг на высоту переносицы. — Я многому научился от жиганов, и, окажись ты на моем месте, возможно, поступил бы точно таким же образом. А потом, здесь простой арифметический расчет… Ну, сам посуди, я же не намерен с тобой делиться!
— Не торопись, легавый… Хоть и бывший. Я могу откупиться. В одном месте у меня еще припрятано золото…
Петр Замаров отрицательно покачал головой:
— Мы не договоримся… Я потерял землю! Ты понимаешь, что это такое? Много земли!.. А ты мне хочешь предложить какие-то золотые подносы. В отличие от тебя я человек нежадный, для меня того, что я возьму, вполне достаточно. А потом, если уж быть предельно откровенным, я ведь вовсе не Замаров. Вот так-с. Взял подлую фамилию своего приказчика. Шереметев я! Вот только имя оставил подлинное. Да и документики у него позаимствовал. Тот еще был скотина! Фамилия, как говорится, не княжеская, плебейская, но что поделать, надо было подстраиваться под то быдло, что тебя окружает. Так что, извини, — на губах Шереметева-Замарова застыла холодная улыбка.
Кирьян увидел, как его палец, застывший на спусковом крючке, сделал легкое движение. Самое обидное, что холостой ход у браунинга почти незаметен, дальше последует ощутимое сопротивление, за которым грянет выстрел. Что он увидит, так это вспышку! А это уже — вечность. Следовательно, его жизнь спрессовалась в одно огромное мгновение.
Раздался щелчок… Кирьян не сразу осознал, что это осечка. А когда открыл глаза, увидел, как Шереметев возится с пистолетом.
Не то на том свете за него крепко молилась усопшая матушка, не то ангел-хранитель накрыл его своим крылом.
— Беги! — заорал Кирьян и подтолкнул Дарью к выходу. Не удержавшись, она повалилась прямо в распахнутую дверь.
Развернувшись, Кирьян пнул графа под локоть. Пистолет, кувыркаясь в воздухе, стукнулся о стену и упал далеко в стороне.
Не дотянуться!
Шереметев скривился от боли. В тот же момент, выигрывая мгновение, жиган дернул его за рукав. Теряя равновесие, тот опрокинулся прямо на мертвое тело колченогого старика. Жиган, навалившись сверху, вцепился пальцами в горло Шереметеву.
Кирьян чувствовал острый скользкий кадык и старался давить именно на него. Адамово яблоко оказалось на удивление упругим и не желало поддаваться. Но уже через мгновение Кирьян ощутил в сопротивлении Шереметева едва заметную перемену. Как будто бы ничего не произошло, граф продолжал яростно сопротивляться, пытаясь сбросить с себя жигана. Только лицо его заметно побагровело, а глаза, выпучившись, едва ли не вываливались из орбит. Он напоминал гигантского рака, выброшенного прибоем. Еще несколько секунд — и его руки, ослабнув, затрясутся, как конечности раздавленного членистоногого.
Кирьян, стиснув зубы, собрал остаток сил и налег на горло Шереметева всем телом. Вот язык уже не умещается во рту. Еще немного…
— Отпусти его! — услышал Кирьян за спиной пронзительный женский крик. — Я кому сказала! Иначе я тебе высажу все мозги!
Кирьян не поверил, что голос принадлежит Дарье. Он обернулся и увидел ее в трех метрах от себя, сжимающую в руках пистолет. Промахнуться с такого расстояния не сумел бы даже слепой.