Медвежатник

Своих глубоких морщин Звягинцев не стеснялся и где-то в глубине души он даже гордился ими, как боевой генерал, чье лицо украшают шрамы, полученные на поле брани.

За свое место Звягинцев держался крепко, да и как мог еще поступить человек мещанского сословия, которому провидением был предоставлен шанс забраться на самый верх. Со временем Звягинцев стал мечтать о том, чтобы открыть собственное банковское дело, тем более что у него на счету лежала вполне достаточная сумма для первоначального капитала. Лет через двадцать он передаст бразды правления своему старшему сыну, который к тому времени заматереет окончательно.

…Елизавета появилась в приемной Звягинцева точно в назначенное время. Всем было известно, что Виталий Николаевич, как и подавляющее большинство банкиров, необычайно пунктуален, и всякому, кто не знал его истории, невольно приходила в голову мысль, что корни родословной финансиста следует искать в немецких землях.

— Вам назначено? — взглянул на Елизавету молодой человек, сидящий за крепким дубовым столом. Уши его были слегка оттопырены, глаза подслеповаты. Он напоминал махонького крота, выползшего из норы на дневной свет.

— Да. Волкова Елизавета Петровна.

— Вы Елизавета Петровна Волкова? — Он полистал журнал. — Да, есть. Управляющий вас ждет. — Он легко поднялся со своего места. Оказалось, что он небольшого росточка и его плешивая макушка едва доставала до плеча Елизаветы. — Прошу! — приветливо распахнул он дверь и, когда Елизавета прошла, так же неслышно ее затворил.

Звягинцев оторвался от бумаг, сдержанно поздоровался, слегка задержав взгляд на ладной фигуре барышни. Вспыхнувший в его глазах интерес был отмечен Елизаветой мгновенно.

— Садитесь, — вежливо попросил он.

Слегка ленивым взглядом проследил за тем, как Елизавета, сделав три небольших шажка, выбрала стул, одиноко стоящий у самой стены. Легким движением левой руки она подобрала платье и аккуратно присела. Все ее движения были плавны и грациозны.

— У вас блестящие рекомендации, — наконец произнес Звягинцев, с интересом разглядывая посетительницу.

В ответ Елизавета лишь слегка опустила ресницы. Звягинцев взял со стола конверт и произнес:

— Здесь имеется даже письмо от барона Розена. Насколько я располагаю информацией, у него один из самых крупных банков в Берлине, а возможно, и в Германии. Просто так своими рекомендациями он не разбрасывается, а дает их только проверенным людям. Да и то не всегда! Заверения такого человека, каким является барон Розен, очень много значат. Вы у него работали в депозитарии? — поднял Звягинцев глаза на девушку.

— Да, — скромно ответила Елизавета.

— Как вам это удалось? Ведь депозитарий — святая святых всякого банка. Туда допускаются люди абсолютно безупречные, а потом, вы ведь для него были всего лишь иностранка?

— Дело все в том, что я родилась в Германии и прожила там до четырнадцати лет. Так что в какой-то степени могу сказать, что Германия — это моя первая родина. А потом, когда мы вернулись в Россию, у отца там оставались кое-какие связи, это помогло.

— Понимаю, — качнул головой Звягинцев, хотя знал совершенно точно, что такие рекомендации даются не за связи. Да что там связи! Здесь бессильны даже деньги! Рекомендации такого рода даются за честный труд, и похоже, что девочка работать умеет. — В Германии вы проработали три года?

— Да, меня взяли туда сразу после окончания института. У папы имеются средства, но мне хотелось большей самостоятельности.

— Разумеется, — понимающе улыбнулся Звягинцев. На его лице без труда можно было прочитать — ох уж мне эта современная молодежь! — Здесь я вижу еще одно рекомендательное письмо. От Василия Васильевича Беклемишева. Вы у него работали секретарем?

— Да. После того как мы вернулись в Россию, я проработала у него целый год.

— Он дал вам просто блестящую рекомендацию и называет в письме большой умницей. Пишет о том, что за границей вы могли бы сделать даже неплохую научную карьеру, что у вас большой талант к математике и, насколько я понимаю из письма, он назначил вам очень неплохой оклад. Отчего же вы ушли от него?