Медвежатник

— А вы уверены, что он все-таки придет?

— Уважаемый Матвей Егорович, вы, я вижу, совершенно не знаете людей такого типа, — усмехнулся Лесснер. — Наш визави очень сильный и азартный игрок и не упустит случая, чтобы поиграть с нами в кошки-мышки. Наверняка он топчется здесь где-то рядом. Вы на всякий случай присматривайтесь здесь ко всем, кто подходит к сейфу. Я уже переговорил с Аристовым, за всеми этими людьми будет установлено наблюдение.

— А если он все-таки откроет сейф?

— Это исключено, — отрицательно покачал головой Лесснер, провожая взглядом приятную брюнетку. — Тогда наше банковское дело действительно ничего не стоит.

— Давайте только на минуту предположим, что он все-таки откроет!

— Ну, — пожал плечами Георг Рудольфович, — тогда, конечно, ему придется эти деньги отдать. Но можете не сомневаться, что ближайшие двадцать лет он проведет в Тобольском остроге под усиленной охраной. А нас ждет, милейший, вполне заслуженный покой.

— Ну, дай Бог, — выдохнул Некрасов, с любопытством наблюдая за толчеей вокруг несгораемого шкафа.

— Позвольте мне, господа, — пробрался вперед молодой мужчина с аккуратной бородкой и слегка рыжеватыми усами. — Может быть, у меня что-нибудь получится.

Он был одет со вкусом, даже, можно сказать, со щеголеватым изыском и очень смахивал на молодого повесу, большую часть времени проводившего на коврах в светских салонах в поисках богатой невесты. Взгляд у него был уверенный и смешливый. Так смотреть может только человек, чьи карманы обременены купюрами самого высокого достоинства. Некрасов усмехнулся, осмотрев веселого бездельника. Мужчина больше годился для того, чтобы в полутемной гостиной, где-нибудь за плотными портьерами, пощипывать дородных горничных.

Однако молодой человек извлек из кармана небольшой металлический прут с хитрым крючком на самом конце и уверенно воткнул его в скважину. В этот самый момент в противоположном конце зала раздался чей-то немилосердный крик:

— Грабят, господа!

Взгляд присутствующих был обращен в сторону нищего, который, крепко вцепившись руками в мужчину средних лет, орал во все горло:

— Да где же здесь справедливость, господа?! Где же справедливость, я вас спрашиваю?! Я цельный день на Александровском рынке просидел, все копеечку у милосердного люда выпрашивал, а этот бесчестный господин в карман нищему залез!

— Позвольте, господа! Да что же это такое творится! — пытался бедняга отцепиться от хищных рук нищего. — Какие такие карманы? Да знаете ли вы, милейший…

Нищий оказался напористым и с луженой глоткой. Он тряс дядьку за лацканы пиджака и не переставал стыдить:

— Да что же это делается-то, люди добрые! Куда же я теперь без копеечки подамся? Кто же меня, сиротинушку, на ночлег без грошика пустит? Что же это такое получается, добрые люди, прохода никакого не стало!

— А с виду-то человек приличный, — раздались из толпы осуждающие голоса. — Это надо же, нищему в карман залез! Да кто бы мог подумать, глядючи?

Пронзительно зазвучал свисток, и, решительно раздвинув уплотнившуюся толпу, прямо на нищего вышел городовой:

— Что здесь происходит?

— Ваше благородие, — подобострастно заговорил бродяга. — Я мухи никогда не обидел, все на заработок свой жил, что с базаров собирал. Немощный я, инвалид с детства, на труд не способен, — жалился он усердно. — Кто же смилостивится над сиротинушкой? Ваше благородие, вы бы у него мои копеечки забрали.