— Конечно. И почему один? Спрашивай…
Валя приподнялась на локтях, а затем и вовсе села. По-турецки подобрала под себя ноги. В этот момент она поразительно была похожа на своего отца. Глаза, плотно сжатые губы, посадка головы…
— Вчера я узнала о том, что погибли двое друзей Егора. Одного из них звали Павел, другого — Андрей. Последнее имя мне ни о чем не говорит, но по описанию он очень похож на того самого рыжего подонка. Их обоих, как и Егора, убили, — Валентина на мгновение запнулась, но тут же взяла себя в руки и продолжила: — Я тут же вспомнила твои слова, которые ты сказал мне в тот день… И потом, когда настоял на том, чтобы я отозвала заявление. О возмездии… Скажи мне честно, папа, это сделал ты? Ты убил их?..
Повисла пауза, на протяжении которой Елизаров не отрываясь смотрел в глаза дочери. И не отводил взгляд. Он знал, что если отведет, то автоматически признает свою вину. Рассказывать Вале обо всем том, что он сделал, не хотелось. Но и соврать ей он тоже не мог.
— Знаешь, я думаю, что этот твой Егор, — начал Елизаров, — так же, впрочем, как и его дружки… Они наделали в своей жизни много гадкого. Случай с тобой не исключение из правила. И я уверен, что рано или поздно, но они все равно бы нарвались. Это был лишь вопрос времени. Я не лгал тебе о возмездии. Я в него искренне верю… С определенного момента. Потому что если не верить в него, то в этой жизни ни во что уже нельзя верить. Ложись и помирай, как говорится. А эти ребята… Тот, кто убил их, в любом случае совершил поступок, полезный для общества. Не потому, что отомстил, а потому, что предотвратил новые преступления этих отморозков. Улавливаешь ход моей мысли?
— Ты не ответил на мой вопрос, папа, — упрямо повторила девушка.
— Убил ли их я? — Елизаров заставил себя улыбнуться. Ключевой момент в разговоре уже миновал, и теперь Валентине трудно будет «дожать» его. — С чего ты это взяла вообще? Из-за тех моих слов?
— Не только. В последнее время ты сильно изменился, папа. Ты стал другим.
— Все мы меняемся со временем, Валя, — он потрепал ее по плечу и поднялся. — И редко в лучшую сторону. Это жизнь. Когда-нибудь ты сама поймешь…
Резко развернувшись, Владислав вышел из комнаты дочери и прикрыл за собой дверь. Этот короткий разговор истощил его куда больше, чем все события последних дней, вместе взятые. Но самое страшное заключалось в том, что Елизаров понимал — это еще далеко не конец. Валя еще вернется к этому вопросу. Обязательно. И ему придется с ней поговорить. Но готов ли он сам?
— Здесь он не появится, Виктор Алексеевич, — Сабуров вернулся к столику с очередным стаканом апельсинового сока и сел напротив Перегудова. — Мы зря идем на поводу у мальчишки. Надо ему было ехать к кому-нибудь в гости или еще помотаться по улицам…
Следователь и стажер расположились за вторым от входа столом, так, чтобы можно было видеть и входящих в клуб, и танцплощадку, и самого Ромащенко, подсевшего к трем своим знакомым в двух метрах от стойки бара. Один парень и две девицы. Они были уже изрядно навеселе, когда Тимур, а следом за ним и наблюдатели прибыли в «Рапсодию». Хождение по скверу возле дома Ромащенко с четырех часов дня, а затем и бесцельные скитания по близлежащим районам города ничего не дали. Елизаров не появился. Никто даже отдаленно похожий на него не попал в их поле зрения. И тогда Тимур предложил поехать в клуб. Перегудов согласился.
— Не знаю, Володя, — сыщик отпил еще немного минералки и промокнул губы салфеткой. — Может, ты и прав. А может, и нет. Тимур здесь часто бывал и раньше. Елизаров должен знать об этом. Конечно, он не станет покушаться на него в таком людном месте, но может просто появиться на горизонте. Чтобы начать вести отсюда свою жертву, например. Хотя… — Перегудов прищелкнул языком. — Есть у меня такое подозрение, Володя, что он нас уже срисовал.
— Елизаров?
— А кто же еще?
— И что же теперь? Он откажется от убийства?
Перегудов ответил не сразу. В очередной раз покосившись на Ромащенко, который, вроде как позабыв обо всем на свете, самозабвенно накачивался пивом в обществе знакомых, сыщик покачал головой.
— Не думаю, — негромко сказал он, и Сабурову пришлось податься вперед, чтобы на фоне громкой музыки расслышать слова собеседника. — Для него это дело принципа. Он не отступится ни при каких условиях. Иначе его миссия останется незавершенной. Тимур для Елизарова — финальная точка, которую он обязан поставить.
— Но он же понимает, что мы его возьмем…
— Понимает. Только это для него уже детали. Я ведь показывал тебе психологический портрет Владислава Всеволодовича и те тесты, которые мне предоставила его коллега.