«Бросай, бросай ты все это к чертовой матери!» – уговаривал себя Алексей Страхов. Представься такая возможность, он вступил бы без промедления с беглецами в переговоры и принял бы их условия. Хотя бы для того, чтобы они не водили бригаду охотников за нос. По всему острову. Как собака, поводырь своего слепого хозяина.
«А куда я иду? За кем я иду? И где глаза генерала Михеева? Самое время посмотреть в них и спросить: «Ну и кого ты нанял?»
– Они повторят попытку захватить катер.
Алексей едва не налетел на Рыжова, который неожиданно остановился.
– Разве ты еще не убедился, что они не дураки? И не останавливайся так резко – от неожиданности могу спустить курки. Они не клюнут на жеванную приманку. А если тебя беспокоит эта мысль, нужно отослать Росомаху на материк, и одной проблемой будет меньше. Когда нам понадобится лодка, мы вызовем Росомаху по рации.
– Хорошая мысль, – одобрил Семен, – но мы лишим себя стратегически важного места, единственного, куда стремятся беглецы – к стоянке, к лодке. Без этого поиски затянутся. Скопируем с них: растянемся цепочкой, затем берегом будем выходить к лодке. Уже темно.
– Я готов пустить катер ко дну, лишь бы ничего не слышать о нем. Диверсанты-дезертиры! Я не удивлюсь, если узнаю, что эта секс-гадина входит в состав спецотряда. Или банды на худой конец.
– Она находится в режиме стресса, – пояснил Рыжов, – у нее обострились нервы, умственные способности.
– Вот и я немного послушаю тебя и тоже войду в стресс. – Майор простер руки, словно хотел обхватить не только весь остров, но и заповедник целиком. – Я в сотый раз себя спрашиваю: зачем я здесь? Я, как кролик, взглянул в глаза удава и – пошел! Клянусь, вот только сейчас понял, чего натворил.
– И каешься?
– И каюсь, – горячо подтвердил Страхов. – Нет, я не пожалею об убитых охотниках, о помощнике лесника, я каюсь вообще. Вообще, Семен, понимаешь? Глобально. За всю свою жизнь. Как было хорошо в старые добрые советские времена, когда поезда опаздывали, и никто на рельсы грудью не ложился, касками по мостовой не стучал. Кажется, Золя сказал, что шахтеры – черви. Он предсказывал: когда-нибудь они выберутся из подземелья. Все, сбылось пророчество писателя. И наказало меня время перемен: не сливай – допьем, не туши – докурим.
– Плохо дело, – подытожил Семен, внимательно выслушав майора. Однако вскоре убедился, что тот еще не закончил.
– Мне хочется заорать на весь остров: «Я проиграл! Я больше не буду! Отдайте мне мое, получайте свое и катитесь ко всем чертям!»
Семена затрясло от смеха, он даже не пытался скрыть слез, заблестевших в уголках глаз.
– Я посоветовал тебе хлебнуть из фляжки, но не напиваться.
– Чего?
– Ничего. Я посмотрю, как ты заговоришь, когда мы возьмем их.
Страхов словно проснулся, сбрасывая пригрезившийся кошмар. Он грязно выругался; костяшки его пальцев побелели, когда он сжал ружье. Однако сказал опять не то, отчего Семена согнуло пополам:
– Веди! Веди нас, Семен! Еще до рассвета я взгляну в глаза либо ей, либо смерти – что для меня одно и то же.
Отдуваясь, Рыжов принял горизонтально положение, подумав, что только ради выступления Страхова можно было проделать долгий и утомительный путь. Может, это трагикомичное выступление и к лучшему: выговорится мужик и возьмет себя в руки.