В бою антракта не бывает

Романов бросился к лазу, скользнул в него и, задержав дыхание, полез вперед.

4

Время струилось над ней, шепеляво отсчитывая: зень-сень, зень-сень...

За окном вагона, исходя истошным ревом локомотива и грохотом сцепок, взад-вперед дергался знакомый и пугающий пейзаж. Где-то рядом примостился холодный металл. Вот он завозился, примериваясь, и с диким звоном пилы вонзился в шею какому-то человеку: дзенннь-сенннь!!! Автоматные патроны в магазине выстроились в очередь: «Кто последний?»Чей-то наивный голос, проверяя надежность связок, приготовился к катапультированию: «А чего он...»Острая, как гильотина, линейка обезглавливает головку сыра, с которого капает на ворсистую бумагу кровь-кетчуп: «Парни, лучше бы нам не попадать сюда». Рассекреченные технологии погоняют потаенных собратьев дубинами к гробам-контейнерам:

«У нас все здесь фальшивое!»

Зень-сень, зень-сень...

– Пей.

Что?..

Пей?!

Пей?!!

Теплая рука касается лба, согревая его.

– Пей, пей. Узнаешь меня? – Костя покачал головой: – Дайте ей еще попить.

Надвигается коричневое здание пакгауза, меняет цвет на желтый...

– Пей. Настойка корня. Зень-сень. Холосо помогает.

Она узнает голоса китаянки:.

И лицо у него уже доброе. Наверное, доброе, не разобрать под тенями озабоченности, что глубже прорезали морщины на лбу и под сосредоточенными серо-голубыми глазами.

– Он там... – она показывает на окно. – Страхов – он там.

– Я видел его. Он здорово изменился. Похож на увеличенную копию кузнечика в коллекции юнната-живодера. Дайте ей еще зеньсеня... Ну и глаза у нее...

– Боится, однако.

Романов обернулся к китаянке.