– Чуть на меня... – командовал Костерин.
– Так?
– Да. Держи ее, я отпускаю одну руку... Еще чуть вниз. Тихо-тихо, осторожно опускай... Стоп! Ставь ее ногами на край ванны... Все, чу-уть приподними. Сейчас петлю накину... Видишь, она смотрит – отлично, мы успели. Так, перехватываемся. Я беру ее под колени и приподнимаю, ты придерживай за спину, чтобы не завалилась... Так-так, хорошо... Нужно повыше поднять, чтобы удар от веревки был естественным. Держишь?
– Да.
– Отпускаю.
Тело судьи устремилось вниз. В шею что-то с силой ударило. Рот непроизвольно открылся, выпуская наружу язык. Женщина забилась, однако руки развела в стороны, не пытаясь помочь враз онемевшему горлу.
Она умирала. Из ушей появилась пенистая розовая жидкость. Вот так, наверное, умирала и Света Михайлова, не понимая, за что ее убивают.
Прежде чем окунуться во мрак, она ощутила потерю равновесия. И длился этот миг нескончаемо долго: она искала руками опору, но не находила ее. И падала... набок, вот-вот ожидая удара... Наконец тьма окутала ее, яркой вспышкой полоснув по глазам...
Грач прижался к двери, весь превращаясь в слух. "Глазок" показывал пустую лестничную клетку. Пока пустую. Когда искаженные линзой дверного глазка на ней покажутся два человека, Грачевский будет молить бога, чтобы они быстрее пропали. Он дождется звука хлопнувшей подъездной двери и только после этого распахнет сначала свою дверь, потом – Валентины.
А раньше нельзя. Нельзя раньше.
Там, за стеной, в квартире судьи, происходило что-то страшное. Минуту назад, ощутив тревогу от вторичного негромкого звука за стеной, но больше по наитию Грач бросился в коридор и припал ухом к двери Ширяевой. Он услышал какие-то едва различимые шлепки, басовитое бормотание, тяжелые шаги, наконец более отчетливый мужской голос: "Сейчас петлю накину... Видишь, она смотрит... мы успели".
За этой дверью убивали Петровну.
Грачевский никогда не был трусом. Он ринулся на кухню. Но, сжимая в худых руках топорик для разделки мяса, неожиданно остановился. Сам не понял, почему сдерживает себя. Среди множества мыслей выделил две: он еще сумеет помочь Валентине, когда убийцы уйдут, и, может быть, главная: некому будет отомстить за нее, даже просто позвонить Маргелову, если он обнаружит себя, спугнет их. Церемониться они не станут, просто добьют свою жертву наверняка. Попутно замочат его. А так еще есть шанс, можно откачать.
Вот так же среди ночи, несколько дней назад Грач стоял перед заспанной судьей: "Берешь меня в помощники?.. Я видел двух человек... А вот основные появились только в день убийства".
Основные. На них работала "сладкая парочка" "киевлян", вела наблюдение за двором, снимала детей на видеокамеру. Появились они только в день убийства.
Это они сейчас вешали судью. Ясно, что инсценируют самоубийство. Но вот сколько они намерены находиться в квартире?
Грач, продолжая сжимать во влажной ладони топорик, начал последний отсчет. Он отвел себе, Валентине, всем полминуты. Два удара его бешено колотящегося сердца – одна секунда. Четыре – две...
По просьбе Валентины он ходил за водкой, ключи, словно это был его законный комплект, оставил у себя. Сейчас он сжимал их в свободной руке. Чтобы, не теряя ни одного мгновения, открыть замок и ворваться в квартиру.
Шестнадцать ударов – всего восемь секунд.
То ли время тянулось, то ли сердце заленилось...