Формула боя

22
18
20
22
24
26
28
30

– Шамиль, я еще толком ничего не знаю, возможно, посылку оставили для меня, но под тебя.

– Мама! Я ничего не понимаю! Абсолютно! Ты можешь сказать нормальным языком, что случилось?

– Не могу. Боюсь, что ты запутаешься окончательно. В общем, так, Шамиль, через пятнадцать минут ты должен быть у меня. Понял?

В трубке телефона повисла сердитая пауза. Роза вынуждена была повторить вопрос строгим голосом:

– Ты понял, Шамиль?

– Да, – ответил он недовольно. Мать есть мать, приходилось слушаться. – Сейчас буду.

Женщина положила трубку, поблагодарив секретаршу.

Фаина не ответила.

«Окровавленная голова с перекошенным ртом и пробитым черепом, из которого сочился мозг, влетела в комнату, разбив окно. Ударившись о противоположную стену, она покатилась по полу, оставляя за собой кровавый след».

Выходя из приемной директора, Роза посмотрела на часы: 10.50.

* * *

– Скоро тебе предстоит еще работа. – Алла Мещерякова, назвавшаяся в кабинете раввина Курамшиной, не отрываясь с улыбкой смотрела в непроницаемое лицо Родиона Кочеткова.

– Не блажи. – Кочетков поймал ее взгляд и посмотрел на часы: 10.50. Через десять-двенадцать минут должен сработать часовой механизм заложенной в школе бомбы. Кочетков нервничал, оттого и был чрезмерно скован.

В душе он немного завидовал Ковалю, который сейчас находился в непосредственной близости от школы. Ему было поручено снять взрыв на видеопленку. Николай Иванов, отдавший приказ Ковалю, перехватил взгляд Романа: «А я?» – и молча покачал головой: нет.

«Он прав, – подумал Родион, – я совсем забыл, что скоро нам предстоит встреча с нужным человеком».

Как только Коваль уехал, в контору явились Алла Мещерякова и Костя Суров. Девушка вся светилась, а ее спутник по обыкновению «косил» под глухого. Вначале Алла впорхнула в конференц-зал и дала всем понять, что у нее хорошее настроение, которым, в общем-то, мало кто интересовался. За исключением Иванова. Алла была его любимым штурмовиком. После этого она скрылась в кабинете шефа.

Вообще сегодняшнее утро начиналось не совсем обычно. Взять хотя бы священника, которого Иванов представил как отца Алексея. Лик святого отца напоминал скорее лицо артиста. Вернее, артистки. Если рассмотреть его внимательнее, можно было заметить, что отец Алексей пользуется тенями и тушью для ресниц. Во всяком случае, кожа под глазами была более светлой и как бы утомленной, а ресницы все еще носили на себе следы туши. Если бы отец Алексей заметил эту небрежность, наверное, пришел бы в уныние и весь вечер просидел грустный-грустный, комкая в холеных руках платок. Но он, не подозревая о следах косметики на своем лице, был доволен собой.

Старший, представившийся отцу Алексею Николаем, сообщил, что въехали они в этот офис довольно давно, но так до сих пор и не освятили его. И, наверное, не сделали бы этого, если бы не неудачи, которые стали преследовать их на каждом шагу.

– Это от этого, – на редкость доходчиво пояснил отец Алексей, обводя руками вокруг себя.

Иванов вынужден был согласиться с ним.

– Да… батюшка, это – именно от этого. И потому мы пригласили именно вас. Мы не просто организация, мы – политическое движение. У нас много офицеров, которые были воспитаны не совсем в духе… гм… любви к Богу. Я, кстати, сам только недавно поменял точку зрения на религию.