Чеченский разлом

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вы правы, — согласился Бен Ари. — Что касается полковника Окропиридзе, он, возможно, не плохой военный.

— Я ему не судья, однако замечу, что грузины никогда не были хорошими военными. Артисты, футболисты, киношники — это да, но только не вояки. Армяне — другое дело. Советские маршалы Баграмян, Бабаджанян, адмирал Исаков… Для меня эти имена что-то значат. А теперь другие. Вы их конечно знаете. Маршал Советского Союза Берия. Генералы Гоглидзе, Рухадзе, Церетели, Цанава, Рапава. Этих монстров сегодня не помнят, но все они состояли в штате сталинских палачей, там получали звезды на погоны и ордена. Впрочем, давайте вернемся к нашему делу. Скажите, на переходе в Шатили нас будут ждать только ваши люди или вы появитесь там сами?

— Там будут и мои люди и я. Вас устраивает?

— Вполне. Куда важнее, чтобы после того, как мы возьмем шейха у меня была возможность связаться с вами. Я сообщу время, когда выйду к Шатили. Вы добавите к этой дате пять или шесть дней и назовете это время грузинам. Сами останетесь на границе.

Вечером Полуян отправился на Ленинский проспект, навестить своего старого командира генерала Буслаева, под началом которого служил в Афганистане.

Дверь квартиры открыл сам хозяин. Полуян, не встречавший генерала более десяти лет, был потрясен тем, насколько постарел и сдал некогда крепкий и дышавший здоровьем мужчина. Стараясь не показать своих чувств, протянул руку:

— Здравия желаю, Василий Митрофанович!

— А ведь не узнал, верно? Ладно, не тушуйся. Жизнь нас украшает не столько орденами, сколько ранами и болячками.

— У вас было два ранения, это?

— Ну, о ранениях я уже забыл. Все давно заросло. А вот уже в отставке у меня отняли желчный пузырь, вырезали аденому, прооперировали грыжу. Теперь я весь в шрамах, как старый морской разбойник.

— А как мотор? Это ведь главное, — Полуян задал вопрос тоном большого знатока сердечных проблем, хотя его самого они ещё никоим образом не коснулись.

— Стенокардия, — сказал Буслаев и вздохнул. — Грудная жаба, по-русски.

— Болезнь неприятная, но надо надеяться…

— Ладно, оставим эту тему. Тем более для меня стенокардия не болезнь, а образ жизни. Мы же жили под пулями и не думали каждую минуту: попадет или пролетит мимо. Нет, мы жили, хотя и знали, что кто-то носит нашу смерть в рожке своего автомата. Это единственная разница для нас между войной и миром. В мирное время мы носим свою смерть в себе. И здоровые, и те, кого именуют больными. Все болезни от самой жизни, смерть — тоже. Лучше скажи, что тебя привело в Москву? Бизнес, как теперь говорят, или обычное любопытство? И давай, проходи в комнату. Посидим, как положено.

Генерал сам разлил коньяк: себе поменьше, Полуяну — побольше…

— За тех, кто с нами, — поднял свою рюмку Буслаев. Выпил и повторил вопрос. — Так ты по делам?

— Да, конечно. Если позволите, то и вас помучу вопросами. Разрешите?

— Что за церемонии? Я даже рад, что кому-то ещё могу пригодиться.

— Василий Митрофанович, вы долго служили на Кавказе. Знаете особенности театра военных действий. Мне было бы полезным послушать ваши советы.

— Я понимаю, спрашивать о причинах такого интереса не стоит.