Наш юный психолог проанализировал, как с ним сегодня обошлись горячо любимые близкие, и выделил три основных типа душевного надругательства: его огорошили и смертельно обидели — то есть напрочь сломали вроде бы фундаментальные установки в отношении судьбы наследства; нанесли тяжкую душевную травму, заставив усомниться во вменяемости людей, призванных о нем заботиться; вырвали из привычной колеи и поставили перед необходимостью экстренно заниматься чем-то настолько невообразимым, что даже и думать об этом не хотелось!
Отсюда закономерно вытекали три доступных в данных условиях способа реактивного самовыражения: максимально громко, до хрипоты, поругаться, используя самые сильные словесные конструкции (прокричаться, продышаться); постараться по возможности искренне поплакать, жалея себя и слезно проклиная всех, кто не прав — независимо от степени родства и уважаемости (задать работу так называемым «антистрессовым» железам); изо всех сил поколотить по чему-нибудь относительно мягкому и упругому, поломать какую-либо ненужную мебель, побить что-нибудь хрупкое — старую посуду или стекло (дать волю агрессивной моторике, распотешить исходящее лютой злобой мортидо).
Определившись в способах самовыражения, Альберт переоделся в спортивный костюм, проследовал на кухню на предмет отбора щербатых тарелок для битья и по дороге, дабы время даром не терять, начал для разогрева выкрикивать грязные ругательства в адрес супостатов. То бишь матери, Войтова и покойного Пручаева-старшего, который, собственно, и дал нездоровый толчок продуктивной идее слепить из нормального офисного сидельца какого-то там мистического настоящего мужчину.
Вот тут-то многажды апробированная клубная методика и дала сбой. То ли методика не ко всем ситуациям применима, то ли полтора года занятий — не совсем тот срок, что потребен для полноценной душевной закалки…
В общем, когда громко кричавший Альберт добрался до кухни, ничего контролировать он уже не мог — эмоции прочно взяли верх над ситуацией и принялись вовсю куражиться над хлипким офисным организмом низложенного наследника.
— Мамм-ма!!! Маа-а-а-а!!! Оа-ааа!!! — заходясь в горьких рыданиях, верещал Альберт, сметая на пол все, что под руку попадется, и в кровь разбивая руки о кухонную мебель. — Что же вы со мной сделалии-и-иии?!!! На кого вы меня, сиротинушку, бросаит-тя-яааа!!!
Как долго длилось разнузданное буйство травмированной души, Альберт не помнил. С ним впервые в жизни случилось нечто вроде берсеркского припадка: адекватное восприятие реальности на некоторое время было утрачено, так же, как и чувство ответственности за творимые деяния, иными словами, парень напрочь выключился из обстановки.
Очнувшись, Альберт обнаружил, что в доме все перевернуто вверх дном, оконные стекла по большей части разбиты, кое-где надломлены рамы, повсюду валяется битая посуда, а сам он весь покрыт кровоточащими ссадинами и порезами — особенно руки.
— Методика не работает, — хрипло констатировал Альберт, подходя к окну и стараясь понять, откуда доносится назойливый трелеподобный звук. — Надо будет консультироваться…
Через ажурный верх забора с улицы проникали сполохи милицейской мигалки. Кто-то там болтал по рации, но особого энтузиазма не наблюдалось. Втянув голову в плечи, возмутитель спокойствия наконец-то определил природу звука и поплелся в прихожую — звонил антикварный телефон, чудом уцелевший в вихре не сработавшей разгрузочной методики.
— Да?
— Ты в порядке? — это был Войтов — тон его показался
Альберту несколько озабоченным.
— Да… А что?
— Да тут, понимаешь, участковый твой звонит, говорит — наряд выслали. Шум там какой-то, звон…
— Поплакал маленько, стекла побил, — признался Альберт. — Но уже перестал. Уже все.
— Ты смотри там, не перегибай, — участливо пробурчал Войтов. — Безвыходных ситуаций не бывает в принципе, а у тебя вполне даже нормальное положение — все решаемо. И это… как бы там ни обернулось, ты знай — я тебя не брошу. Слово даю. Может, к тебе прислать кого?
— Спасибо, не надо, — отказался Альберт. — Вы участковому позвоните, пусть он наряд отзовет. Мы тут как-нибудь сами…
По приходу тети Вали Альберт честно сообщил причину погрома и обещал, что такое впредь не повторится. Домохозяйка поохала, попричитала, обработала юному оболтусу боевые травмы и накрыла обед. Оболтус пообедал без аппетита, велел позвать плотника, чтобы вставил стекла, а сам прилег подремать в спальне наверху — благо второму этажу мощи разгрузочной методики недостало.
Проснулся Альберт в седьмом часу вечера с незнакомой ему ранее головной болью и уже опробованным в самолете желанием быстро и безболезненно умереть. Даже и не обязательно красиво, лишь бы мгновенно и не больно. Пусть тогда все терзаются — довели молодое дарование своими идиотскими идеями, толкнули навстречу гибели!
ebooksa