Русский вор

22
18
20
22
24
26
28
30

– Вы имеете ко мне какое-то дело, Бармалей?

– Угу… имею, Изя, – прохрипел Бармалей. – У меня к тебе такое дело, после которого твоя жидовская рожа превратится в кусок поротой задницы.

– Выражайтесь яснее, пожалуйста. Что вы хотите от меня? – нервно заерзав на койке, произнес Либерзон.

– Что я хочу? – прогремел Бармалей. – Я хочу узнать, пархатая ты обезьяна, какого хера ты мне сегодня в табеле прогул поставил? Ты что о себе возомнил? У тебя что, бычки в твоих зенках давно не тушили?

Бармалей резко нагнулся и схватил испуганного Изю за грудки.

– Секундочку, Бармалей, давайте разберемся… Что вы так нервничаете, – зачастил Либерзон. – Вы же сами говорили, что пошли в отказ в честь праздника революции. Вы еще говорили, что не будете работать на тяжелых работах, пока вам не увеличат дозу мясного в пищу! Вы же не будете это отрицать, вы же не…

– Когда, когда я тебе это говорил, старый урод?! – гаркнул Либерзону в лицо Бармалей. – Ты мне сегодня влепил ноль без моего согласия!

Полунин, обычно не вмешивающийся ни во что, на сей раз, оторвавшись от чтения журнала, посмотрел вниз на Бармалея.

– Чего ты к старику пристал? – произнес он, обращаясь к верзиле. – Он тебе в отцы годится, а ты его как грушу трясешь.

Бармалей ослабил хватку и, распрямившись, посмотрел на лежащего на уровне его глаз Полунина.

– А ты не лезь в наши дела, – зло прорычал Бармалей, – не то я и тебя так тряхану, что ты инвалидом на всю жизнь останешься.

В этот момент заговорил Либерзон:

– Ну же вы сами, сами говорили, что собираетесь в отказ идти. Вспомните же вы это, наконец, и не трепите мне мои больные нервы.

Бармалей снова переключил свое внимание на Изю и заорал:

– Я… я говорил!!

– Да, говорили! Не мне, но в моем присутствии. Люди слышали, они подтвердят… Но что вы делаете, успокойтесь, вы же порвете мне одежду… Ой, бля!

Бармалей в порыве злости так рванул на себя Изю, что тот ударился своей лысой черепушкой о край кровати верхнего яруса.

– Да я тебя щас, старая сука…

Владимир Полунин, угрюмо наблюдавший за этой сварой, вдруг почувствовал ненависть к этому ублюдку, тормошившему старика. Он откинул в сторону журнал и костяшками пальцев правой руки постучал по бритому черепу Бармалея.

– Слушай, ты, дятел, тебе же ясно сказали, чтобы ты оставил его в покое. Ты, похоже, только со старичьем тягаться можешь. А с молодыми ссышь связываться.