Шульгин сломя голову бросился на лестничную площадку. Он споткнулся о попавшийся под ноги стул, отшвырнул его в сторону.
Высыпавшие на площадку соседки сгрудились вокруг Михаила Самуиловича, который с важным видом рассказывал о том, что видел в квартире.
– Женщины! – спросил Шульгин. – Вы видели кого-нибудь, кто выходил из этой квартиры после выстрелов? Ну, вспоминайте быстрее!
– Видели, милок, видели! – оживилась одна из соседок. – Как же не видеть. Костя выходил, Константин, сожитель ее. Он у нее суро-о-овый был, не приведи господи! Как взглянет на тебя иной раз, так аж холодом пробирает по спине-то. Видно, застал ее, сердешную, с другим мужиком. Вот обоих и порешил.
– Куда он пошел? – воскликнул Шульгин. – Вниз? Вверх?
– Так это… Вверьх, кажись! – задумалась старушка. – Или вниз? Нет, точно – вверьх! Я еще подумала: чего это вверьху-то ему надоть? Пошел, думаю, на чердак, вешаться! Такое он натворил, не приведи господи! Ему один конец теперь – вешаться!
– Да у нас чердака-то нет, что ты мелешь, теть Зой? – возразила другая соседка, помоложе. – Если наверх пошел – то с крыши прыгать будет.
– Это, в конце концов, нелогично, женщины! – воскликнул Михаил Самуилович, вновь привлекая к себе внимание. – У него же был пистолет, я вас уверяю! И он мог пустить себе пулю в лоб прямо там.
Он указал пальцем на дверь Наташиной квартиры. Все повернули головы к двери.
– А, черт! – крикнул Шульгин, чувствуя, как его засасывает бессмысленность происходящего, все эти разговоры тупых теток, все их идиотские предположения. А время утекает как вода сквозь пальцы.
Он понял одно. Если Панфилов пошел наверх, значит, он и пришел поверху, через крышу. Конечно, не через тот пятиметровый прогал между домами, там не перескочишь. Значит, нашел какой-то другой путь. И надо догонять его, пока он не успел уйти далеко.
Шульгин выскочил на двускатную крышу шестиэтажки и понял, что Панфилова здесь уже нет. Спрятаться тут было негде, лишь за несколькими небольшими фонарями, возвышавшимися над выходами на крышу из подъездов. Но Панфилов, конечно, не мальчишка, чтобы прятаться подобным образом.
Уйти через другие подъезды он не мог, Шульгин заранее проверил все остальные выходы и каждый из них закрыл на надежный висячий замок. Впрочем, он и этот выход закрывал на замок, но вот же – замка нет, и, кроме Панфилова, сорвать его было некому.
«Сволочь! – подумал Шульгин. – Замок сорвал и через другой подъезд ушел!»
Он бросился вдоль крыши, громыхая по листам кровельного железа. Добежав до ближайшего фонаря, он схватился за ручку дверцы и рванул на себя. Дверца не поддалась, замок, который Шульгин собственноручно вешал вчера, висел на месте – со вчерашнего дня этим выходом не воспользовался ни один человек.
«Нет! – подумал Шульгин. – Не здесь! Но где же он прошел, где?»
Бежать к следующему фонарю? Глупо! А вдруг и там замок? Время уходит, так можно и вляпаться в серьезную историю с двумя трупами.
Шульгин почему-то очень отчетливо вспомнил, как схватился рукой за спинку попавшегося под ноги стула, прежде чем отбросить его в сторону. На ней наверняка остались четкие отпечатки его пальчиков. Это значит, что даже если он сейчас спустится и замочит всю эту банду пенсионеров, его все равно определят по ментовской картотеке. Ходок в зону у Шульгина не было, но его арестовывали несколько раз. И хотя ему каждый раз удавалось отвертеться, пальчики его у ментов в картотеке были. Не лучше ли исчезнуть, пока этот путь менты не перекрыли. Панфилов теперь все равно успел уйти, его уже не догонишь.
Шульгин бросился по крыше обратно, вновь загромыхал железом.
«Как же эта сволочь ушла? – билось у него в мозгу. – Неужели перепрыгнул на соседнюю крышу? Не мог он перепрыгнуть, если и рискнул, то наверняка сорвался».