— Проходи.
Турецкий посторонился, давая коллеге войти. Однако дальше прихожей Антон Плетнев почему-то не пошел.
— Ты по делу или так? — поинтересовался Турецкий, окидывая взглядом коренастую фигуру гостя.
— По делу, — ответил Плетнев, как показалось Александру Борисовичу, немного смущенно.
Турецкий усмехнулся — зло и презрительно (и это не укрылось от быстрого взгляда Плетнева).
— Ну, давай, выкладывай. Или сначала выпьешь кофейку?
— Спасибо, не буду. — Плетнев вынул руку из кармана, посмотрел на ладонь и снова сунул руку в карман, словно не знал, с чего начать, и теперь бестолково и растерянно тянул время. Наконец он поднял на Турецкого мрачный взгляд и сказал:
— Помнишь наш последний разговор?
— Конечно.
— Я тогда хотел позвонить тебе и сказать, что был не прав. Хотел извиниться за все, что наговорил.
— Но потом решил прийти и высказать все лично? — сухо поинтересовался Турецкий.
Плетнев покачал головой.
— Нет. Теперь я знаю, что был прав. Ты не тот Турецкий, которого я когда-то знал. Ты сломался. Неприятности сломами тебя. Ты чувствуешь себя неудачником и отыгрываешься за все беды на Ирине.
— С чего ты решил, что можешь приплетать к разговору мою жену? — поинтересовался Турецкий, и голос его угрожающе заклокотал.
— Имею. Потому что пришел сюда по ее просьбе.
Несколько секунд Александр Борисович молчал, потом сказал:
— Вот как?
Плетнев вынул руки из карманов. Руки у него были мускулистые, костяшки на кулаках мозолистые.
— Ирина просила передать, что не хочет с тобой жить, — спокойно сказал он. — Она подаст документы на развод.
Зрачки Турецкого сузились.