Суворов улыбнулся:
– Это обращение художника. Не больше. «Вообще же, конечно, все непонятно. Когда тихо – начинаешь искать приключений. Потом мучаешься, не в силах все хватанутое обобщить. Мучаешься телесно – от усталости, приходящей от неумения остановиться, мучаешься внутренне сознанием – от неумения поставить себя на твердую профессиональную ногу. Вообще непонятно, кому литература нужна? „Сибирские Афины“ все больше и больше бульварнеют, а в газетах мои материалы активно отвергаются. Даже в „Буфф-антологию“ Серега Смирнов собирается ставить мои стихи под псевдонимом. Так что, может пора перестать быть Морицом? Ведь по большому счету важны только отношения людей. Зачем писать стихи, тратя время и энергию, а кому-то читать их? Может, лучше просто встретиться и поговорить? Правда, такие встречи выливаются в гигантские пьянки… Тогда, может, вообще не встречаться?.». Почему-то главное мы начинаем понимать поздно… – покачал головой Суворов. – «А лето кончается, вчерашняя жара с духотищей сменилась ветерком. Девчонки ходят по улицам такие эстетичные, что дух захватывает. Я понял, наконец, что не хочу их массово трахать, мне просто нравится на них смотреть. Значит, в целом, я не мизантроп, и верю в Бога, как в создателя мира, жизни и человека. О, Господи, к тебе обращаюсь: со мною будь, и со всеми, кто верит в тебя! Славен мир твой! И если мы не всегда ему соответствуем, то ты ведь и херачишь нас за это от всей души…» Здесь, кстати, имеется приписка, – добавил Суворов. – В приписке Мориц указывает на то, что мы действительно не одни… Есть Бог и дьявол… Есть святые и демоны, мертвецы и звери… Все пронизано светом, идеями, похотью, слюной… И в меру сил мы выбираем свои траектории…
Оно конечно, подумал Сергей. Каждый выбирает свою траекторию. Или пытается выбрать. Вот Мориц пытался, и Колян, и Мезенцев. Пусть криво, неправильно, но они пытались. И тот мент из участка, капнувший на Рыся и на Коляна, тоже пытался. И Суворов, и Карпицкий, и Ленька Варакин. Какой смысл перечислять всех? Просто они пытались. Каждый, как мог. А Господь соответственно херачил каждого от души…
– Зачем все-таки Мориц появлялся в Томске?
– Вряд ли мы теперь это узнаем…
Прозвучало убедительно, но Сергей не поверил.
Да нет, ты что-то знаешь, не поверил он… Ты точно что-то такое знаешь… Валентин, наверное, прав: ты что-то такое знаешь… Иначе зачем бы тебе понадобился этот бывший технарь, о котором ты никак не можешь забыть?…
– Да, да, я подожду, – сказал он вслух и поднялся, проводив взглядом Суворова, все-таки вызванного из кабинета телефонным звонком.
Книг много, прошелся он по кабинету.
Так много нечитанных книг, что страшно становится.
Не глядя, Сергей выдернул с полки первую попавшуюся.
Он загадал про себя, что если на странице не окажется даже самого отдаленного упоминания о Чернышевском, любимом писателе Веры Суворовой, значит, все в жизни не так уж страшно.
«…Отрадно констатировать, что тогда какая-то тайная сила все-таки решилась попробовать хотя бы от этой беды Чернышевского спасти. – Сергей улыбнулся. – Ему приходилось особенно тяжело, – как было не сжалиться? 28-го числа, из того, что начальство, раздраженное его нападками, не давало ему свидания с женой, он начал голодовку; голодовка была еще тогда в России новинкой, а экспонент попался нерасторопный. Караульные заметили, что он чахнет, но пища как будто съедается. Когда же дня через четыре, пораженные тухлым запахом в камере, сторожа ее обыскали, то выяснилось, что твердая пища пряталась между книг, а щи выливались в щели. В воскресенье, 3 февраля, во втором часу дня, врач при крепости, осмотрев арестанта, нашел, что он бледен, язык довольно чистый, пульс несколько слабее, – и в этот же день, в этот час Некрасов, проездом на извозчике от гостиницы Демута к себе домой, на угол Литейной и Бассейной, потерял сверток, в котором находились две прошнурованные по углам рукописи с заглавием «Что делать?» Припомнив с точностью отчаяния весь свой маршрут, он не припомнил того, что, подъезжая к дому, положил сверток рядом с собой, чтобы достать кошелек, – а тут как раз сани сворачивали… скрежетание относа… и «Что делать?» незаметно скатилось: вот это и была попытка тайной силы – в данном случае центробежной – конфисковать книгу, счастливая судьба которой должна была так гибельно отразиться на судьбе ее автора. Но попытка не удалась: на снегу, у Мариинской больницы, розовый сверток поднял бедный чиновник, обремененный большой семьей. Придя восвояси, он надел очки, осмотрел находку… увидел, что это начало какого-то сочинения и, не вздрогнув, не опалив вялых пальцев, отложил. «Уничтожь!» – напрасно молил безнадежный голос. В «Ведомостях Санкт-Петербургской городской полиции» напечатано было объявление о пропаже. Чиновник отнес сверток по означенному адресу, за что и получил обещанное: пятьдесят рублей серебром…»
Не повезло.
Сергей поставил книгу на место.
И увидел выдвинутый ящик письменного стола.
Минут десять назад Суворов доставал из этого ящика отпечатанные на принтере страницы дневника. А под страничками, оказывается, лежала свернутая в четверть листа ничем не примечательная топографическая карта Кузбасса; ну, разве что поля ее в нескольких местах были прожжены и испачканы чернилами, и телефон на полях был выписан карандашиком: 384-22-23-521. Было уже, было, Сергей звонил по указанному телефону. «Это Кемерово?» – «Зачем вам Кемерово?». – «А вообще-то куда я попал?» – «А вы куда целились?»
То, что карта, исчезнувшая из его квартиры, вдруг обнаружилась в ящике письменного стола не у кого-то там, а у Суворова, у человека близкого и надежного, так поразило Сергея, что он сунул карту в карман.
Другие и Ант
Валентин поймал Сергея в дороге.
ebooksa