Пятый сон Веры Павловны,

22
18
20
22
24
26
28
30

– Мы делимся мыслями, мы говорим правду, мы стараемся говорить правду, – сбить шейлу с толку было не просто. – А Мориц все время врет. Слушая его, мы начинаем тревожиться. Если даже нет причины для тревог, все равно начинаем тревожиться. Мориц заставляет нас вспомнить что-то такое, что мы всеми силами стараемся забыть. Кислоты ведь не надо много, чтобы обжечься. Много книг не надо, хватит стишка. Вот я и требую…

– Пугачевский тулупчик!

– Это как?

– Да обыкновенно! Да пугачевский тулупчик! – окончательно взъярился человек с добрым лицом генерала Макашова. – Пора знать, что пугачевский тулупчик может спасти только от мороза. А от безработицы не спасет. И от наркоты не спасет. И от глупости.

– А от фантазий? – возразила шейла.

– Каких еще фантазий?

– А Мориц занимает золотой песок. Он занимает его у вас, а потом разбрасывает по лесным ручьям.

– Зачем?

– А затем, – спокойно объяснила шейла, – чтобы повести меня на ручей, дать в руки лоток и сказать: сейчас ты станешь богатой! Но я-то знаю, в каких ручьях бывает золото.

– Бидюрова правду говорит, – прозвучал из толпы женский голос. – Она и так спит с Морицем, зачем выбрасывать намытый песок? Я во вторник дежурила на летней кухне. Там под навесом пасутся две дворняги. Мориц пришел и стал бросать им сырое мясо. Килограмма три бросил, пока я вмешалась.

– Я тоже Морица знаю, – метрах в трех от себя Сергей увидел плотного солидного человека. Странно, что он не сидел дома перед ящиком, а стоял в толпе. – Я в Томске бывал в его компаниях. Однажды его хоронили. Он сам это придумал. Его положили в гроб и под марш Шопена пронесли от Политеха до ТИАСУРА. В ногах крутился магнитофон, а под рукой лежали бутылки с красным портвешком. Иногда Мориц поднимался и поднимал тост за вечность. Некоторые на улице останавливались и спрашивали, кого хоронят? Мы отвечали – поэта. Тогда жители отставали, как будто поэт действительно имеет право пить красный портвешок под Шопена, лежа в гробу. Права Бидюрова. Гнать Морица!

Я отравлен таблетками, отравлен газом.Что-то оставшееся заходит за разум…

– А почему Мориц молчит? – спросил Сергей плечистого молодого человека, оказавшегося рядом.

– Он не молчит.

Я живу в чужом доме. Под окном собаки.В коридоре дети, на улице драки…

– Но это же не ответ.

– Кому нужно, те поймут, – вежливо улыбнулся человек. И негромко пояснил: – Я, собственно, за вами.

– За нами? – оглянулся Сергей, но Коровенкова не увидел.

– Это же вы приехали к нам на тракторе? Значит, за вами. Мы регистрируем тех, кто приходит сам.

– А Коровенков? – опять оглянулся Сергей.

– Вашего товарища уже пригласили. Он ужинает, – пояснил человек, произнося слова просто и ясно. – Меня зовут Павел Жеганов. Можно просто по имени.

– Жиганов?