Манин отключил телефон, осмотрелся из заросшей кустарником беседки. Быстро вышел на улицу, к Волгоградскому проспекту, к станции метро. Не успел докурить сигарету, как из подземки выбрели кореша, Сивый и Гриб. Они были заметно навеселе.
Манин отвел их в сторону, зло прошипел:
– Я чё говорил, мудаки? Не жрать мутняк, а вы?
Сивый произнес:
– А чё мы? Это Зинка твоя! Как пришли в сельпо, выпросили денег, она в расспросы, где ты и зачем нам «бобло». Ну мы ей и сказали, что ты в Москве и нас вызвал. Она спрашивает, а чего ты задумал? Гриб возьми и вякни, не иначе как ты разделаться с бабой своей решил. Ну, Зинка тут магазин закрыла, бутылку – на прилавок, стаканы вдогонку, закуски кой-какой. Выпили, она и говорит: передайте Валере, пусть глупость не делает, не трогает, мол, жену. Сбежала – и хрен с ней. Чё ему, то есть тебе, с ней, Зинкой, плохо? А то еще загремишь из-за сучки опять на зону.
Манин спросил:
– А вы что сказали ей, олухи?
– А мы чё? Мы ниче! Выпили, сказали, попробуем уговорить!
– Она?
– Уговорите, в долгу не останусь. Лишь бы твоей Таньки в Сосновке боле не было. А потом денег дала, и… вот…
Сивый поднял холщовую сумку:
– Пузырь выделила, колбаски, хлеба. Мы на станции билеты взяли и приехали.
Гриб поинтересовался:
– И чё теперь делать будем? Может, действительно, ну ее на хрен, эту Таньку твою? Пусть живет в Москве. А ты с Зинкой. Сейчас зайдем в кафешку, раздавим пузырь да в обратку на электричке. Зинка тебя встретит по высшему разряду. Бабенка она аппетитная, не то что Танька. Хотя та тоже ничего, но Зинка своя. И выжрет, и матюкнет, и «бобло» делает. Мне бы такую бабу, боле ничего не надо.
Манин оборвал дружка:
– Заткнись! Танька должна ответить за бегство. Кровью своей. И ответит. Я ее, блядину, в клочья разделаю. Только до хаты довезти, а там… Короче. Идите за мной! И никаких базаров. На месте скажу, что делать! Все, погнали!
Развернувшись, Манин пошел в сторону дома Полухарова. Сивый с Грибом переглянулись, одновременно вздохнули и двинули следом за главарем, местным сосновским авторитетом.
Расположилась троица все в той же покосившейся беседке.
Сивый спросил:
– И чё дальше будем делать?