Шофер зажег прожектор на крыше машины и направил луч в раскрытую дверь морга. Чехов дернул Макарова за рукав.
– Чего стоишь! – сердито сказал он. – Показывай, где Ладыгин!
Игорь Станиславович торопливо вошел в помещение. За ним потянулись все остальные. Свежие следы на полу бросались в глаза сразу. Чехов, мгновенно сообразивший, в чем дело, оттолкнул Макарова и подбежал к железной громаде старого холодильника.
С исказившимся лицом он рванул на себя металлическую дверцу и, обернувшись, заорал:
– Носилки сюда!
Упав на колени, он просунул руки в темноту ячейки и нащупал человеческие ноги. С осторожностью он потянул их на себя. К нему на помощь тут же подскочили Гузеев и охранник. Втроем они извлекли тело Ладыгина и положили на носилки, которые приволок запыхавшийся водитель. Медсестра тихо ойкнула и склонилась над Ладыгиным. Быстро расстегнув ему рубашку, она приникла ухом к его груди и с ужасом произнесла:
– Он еле дышит!
– Скорее в машину! – крикнул водитель, хватаясь за конец носилок.
Вдвоем с охранником они подхватили носилки и понесли к выходу. Рядом, спотыкаясь, бежала медсестра. Макаров сделал шаг, намереваясь догнать их, но Чехов придержал его за рукав.
– Мы с тобой доберемся пешочком, – сказал он.
Вокруг клубилась душная давящая тьма. Сначала она была похожа на рыхлую тяжелую землю, которая засыпала меня с головой, мешая дышать и двигаться. Она наполняла душу ужасом и безысходностью. Я забыл, кто я такой. Я был просто погребенным, лишенным памяти. Потом темнота сделалась жиже – она превращалась в удушливый бархатный дым от сгоревшей резины. В этой темноте уже слышались какие-то звуки, и какие-то пятна вспыхивали и пропадали, не давая мне времени понять, что это такое.
Постепенно дым словно рассеивался, и, наконец, в серой мгле стали появляться лица. Видения накатывались на меня внезапно и так же внезапно исчезали, прежде чем я мог понять, чудятся они мне или нет. Мне являлись лица не только живых, но и умерших. Худое суровое лицо бывшего шефа вдруг сменялось еще более изможденным ликом старика Зелепукина, глядящего на меня с ненавистью и укоризной. Озабоченное лицо коллеги Щербакова вытеснялось изъеденной физиономией покойного Четыкина. Хмурый Юрий Николаевич Чехов выходил из черного облака и, не сказав ни слова, опять пропадал в нем.
Я стал слышать какие-то звуки: негромкие слова, шорох подошв, щелчки переключателей. Потом пришли ощущения, запахи. Я вдруг понял, что нахожусь в больнице. Сквозь пелену в глазах мне наконец удалось более-менее отчетливо различить тянущиеся ко мне провода и трубки. Путем длительных и мучительных размышлений удалось сообразить, что по этим трубкам внутрь меня поступает кислород и лекарства, а провода уходят, видимо, к аппарату для снятия ЭКГ.
Мне не сразу удалось сообразить, как я дошел до такого плачевного состояния, – тут память опять начинала буксовать, и на меня снова накатывалась тошнотворная темнота. В какую-то минуту я, кажется, даже застонал, и передо мной тут же возникла физиономия бывшего шефа Ланского. Он озабоченно всмотрелся в мои глаза и что-то негромко спросил.
Смысл вопроса, однако, ускользнул от меня – другая мысль в этот момент завладела сознанием, заставив меня сосредоточиться на ней полностью. Если шеф бывший, то у меня должен быть новый шеф! И он... ну, конечно, мой новый шеф – Макаров!
И тут я вспомнил все. Эти воспоминания словно ошпарили меня. Я попытался немедленно вскочить, соображая, что должен что-то делать и куда-то бежать. Но чудовищная слабость не дала мне подняться, и вдобавок опять рядом оказался Ланской. Он мягко, но настойчиво положил мне руки на плечи и заставил опять откинуться на подушку.
– Тихо, тихо, тихо! – скороговоркой сказал он. – Никакой пока активности, Владимир Сергеевич! Очень хорошо, что вы пришли в себя, но не следует торопить события! Вы хорошо меня слышите?
Я открыл рот и что-то пробормотал.
– Ну вот и отлично! – обрадовался Ланской. – Полный покой, и скоро вы совершенно поправитесь.
Он распрямился и что-то коротко сказал, обернувшись через плечо. На его месте тотчас возникли двое других персонажей – коллега Щербаков и медсестра, которую, кажется, звали Наташей. Она быстро и ловко набрала в шприц какое-то лекарство и ввела его в мою систему.