Вадик написал заявление, обернулся к начальнику охраны завода и сказал:
– Мне нужна круглосуточная охрана, потому что я не собираюсь платить по этим контрактам.
– Послушай, – сказал начальник охраны завода, – какая охрана? Мои ребята друзья Арийца, если Ариец придет снова тебя бить, им надо будет ему помочь. Или ты хочешь, чтобы тебя били трое вместо одного?
– Эй, да вы слышите, что он говорит? – вскричал бедный Вадик, поворачиваясь к начальнику РОВД.
– Нет, не слышу, – ответил тот.
Вадик похлопал-похлопал глазами, да и сказал:
– Что ж, я тогда, пожалуй, уволюсь.
– Вот это правильное решение, – одобрил начальник милиции.
Вот прошло два дня, в Торби-калу вернулся Кирилл Водров, и через час после того, как он приехал в офис, к нему в кабинет зашел Вадик и положил заявление об отставке.
– Это почему? – спросил Кирилл.
– Я решил уехать на стажировку в Лондон, – ответил Вадик.
Кирилл оглядел молодого человека, и, так как Кирилл был человеком внимательным, он сразу заметил, что лоб у него в бинтах, рука в люльке.
– Ну-ка выкладывай! – приказал Кирилл.
Через два часа после этого разговора «мерс» Кирилла остановился у ворот дома Хагена в его родном селе. Это были очень хорошие ворота: трехметровые, бронированные, такой толщины, что по воротам этого дома можно было лупить из подствольника без всякого для них вреда, и с красивой арабской надписью под клубками колючей проволоки.
Ворота отползли вбок, пропуская бронированый «мерс», и Кирилл вылез из машины и пошел по мощеному плиткой двору к наружной лестнице, туда, где на веранде второго этажа под раздувающимся парусом навеса стоял статный голубоглазый блондин с двумя рыжими кобурами, крест-накрест перечеркивающими черную рубашку.
Вадик остался у подножья лестницы, а Кирилл поднялся вверх. Хаген ждал.
– Где у тебя тут сортир? – спросил Кирилл.
– А что?
– Я привез тебе туалетную бумагу, – ответил Водров, и швырнул на пол перед Хагеном контракты, которые он держал в руках.
Ветер подхватил листки и поволок их по полу, туда, где дальний угол веранды был весь в черных пятнах от падающих ягод, и где сквозь резные листья шелковицы сверкал на солнце минарет старой сельской мечети.