Не время для славы

22
18
20
22
24
26
28
30

Джамалудин не пускал его на местное телевидение. Сюжеты с участием Мао либо снимали с эфира, либо Мао представал в них в идиотском виде: или его показывали, когда он ковырял в носу, или когда смешно оговаривался, пьяный. Мао завел свои собственные новости. Их делали два десятка журналистов, которым отдали этаж в доме правительства; новости эти не пускали в эфир, но поздно вечером Мао смотрел выпуск, который был специально смонтирован для него одного, и лишний раз убеждался из СМИ в своей руководящей роли в поднятии экономики и правопорядка в республике.

Мао пытался, разумеется, пробиться на федеральный уровень, но там тоже был заговор: оказывается, никто не хотел отражать эту самую руководящую роль без денег, – продажные твари были эти журналисты. За минуту в новостях о встрече с президентом России надо было заплатить миллион, и столько же стоила сама встреча. Дециметровые каналы шли дешевле, а всего дешевле были глянцевые журналы из тех, где вместо рекламы «Хьюго Босс» рекламировали депутатов и бизнесменов. Мао ежемесячно оплачивал целую кучу таких журналов, они все назывались «Элита России», «Лучшие люди», «На верном пути», – на их обложках красовалась его фотография с орденом славы на груди, на фоне гор или заводских установок, – и Христофор просто дивился, сколько же должны отдавать все эти теннисистки и топ-модели, чтобы их фотографии помещали на обложку.

Христофор всюду возил с собой эти журналы и очень любил их читать. Он изучал по ним свою основополагающую роль в развитии России.

Еще Христофор любил смотреть записи, которые Дауд приносил из подвалов РУБОПа. Он смотрел их по многу раз, а иногда делал записи сам.

* * *

Через пятнадцать минут после того, как танки и БТРы взяли завод в кольцо, участники учений собрались в заводоуправлении на совещание. Половина здания была любезно предоставлена Штабу, и в кабинете Кирилла Водрова на столе лежала утыканная булавками карта, отображающая будущие успехи федеральных сил.

Командующий учениями генерал Хобочка сидел на месте Водрова, и за спиной его висел огромный портрет Джамалудина Кемирова. Генералу было за пятьдесят, и, несмотря на кондиционеры, он дышал с присвистом, как вскипающий чайник.

Оригинал портрета сидел напротив командующего. Хаген застыл на подоконнике, привалившись стриженым затылком к потолку и свесив длинные сильные ноги, затянутые в высокие шнурованные сапоги.

Глаза полковника Аргунова внимательно перебирали присутствующих, как кухарка перебирает по зернышку мокрый рис.

Первым заговорил премьер республики Христофор Мао. Он теоретически обосновал необходимость учений укреплением вертикали власти и рассказал о том, что усилия тех, кто заинтересован в дестабилизации России, обречены на позорный и оглушительный провал. Хаген дождался конца его речи, снялся с подоконника, подошел к распростертой на столе карте и спросил:

– Почему снаряды боевые?

Мао вопросительно поднял голову.

– Сегодня к Куршам ушел 136-й полк. По плану учений он должен взять под контроль Куршинский тоннель. Почему у него снарядов половина боевых, половина учебных?

– Потому что в горах полно боевиков, – с неудовольствием сказал генерал Хобочка.

– Роль условного противника будут играть мои люди. Что мешает вашему полку расстрелять моих людей настоящими снарядами?

Генерал Хобочка обиженно покачал головой. Мао захихикал.

– Хаген Альфредович, да у вас паранойя. Вы уж не в клетке ли заразились? От павиана?

– Какой клетке? – быстро спросил Аргунов.

Хаген стал пунцовым, как рак, которого бросили в кипяток, метнул ненавидящий взгляд на Водрова, замолчал и сел.

Они определили секретные частоты и согласовали взаимодействие частей, и Джамал Кемиров сказал полковнику Аргунову, что тот может разместить своих людей на «Снегире».

– Спасибо, – ответил Аргунов, – я, пожалуй, останусь на федеральной территории.