Оружие уравняет всех

22
18
20
22
24
26
28
30

— В этом году были объявлены в розыск больше двухсот человек, половина из них по уведомлению «с красным углом».

Николаев покивал. На уведомлениях с фотографиями преступников, объявленных в розыск, издаются спецуведомления: с «красным углом» — на лиц, подлежащих аресту и выдаче стране-инициатору; с «синим углом» — на лиц, разыскиваемых, но не подлежащих выдаче на момент издания уведомления; с «желтым углом» — на пропавших без вести лиц.

Плюс Интерпол создает еще ряд уведомлений: с «зеленым углом» — информация упреждающего характера на лиц, склонных к противоправной деятельности; с «черным углом» — информация по неопознанным трупам; с «оранжевым углом» — информация по юридическим лицам и иным организациям, предположительно причастным к террористической деятельности.

На основании поступающей информации НЦБ Интерпола осуществляет формирование баз данных. Объектами учета являются юридические и физические лица, автотранспорт, огнестрельное оружие, поддельные денежные знаки, культурные ценности, удостоверения личности и проездные документы.[1]

— Скажи, Нико, что больше всего тебя привлекает в работе на Интерпол?

У адвоката был готов ответ на этот вопрос, и созрел он давно, еще в далеком 1995 году. Официально это звучало так: «Интерпол работает исключительно в сфере борьбы с уголовными преступлениями, не затрагивая преступлений, носящих политический, военный, религиозный или расовый характер». Основная задача филиалов Интерпола — «поиск своих преступников за рубежом и выдача чужих другим странам». Наверное, именно это и объединяло всех сотрудников международной полицейской структуры.

— Я внимательно ознакомился с твоими соображениями, — сказал Зотов. Он достал из верхнего отделения сейфа, которое называл «текущим», папку с эпизодом из досье Вергельда и бросил ее на стол. Закрыв хранилище, доходящее ему до подбородка, Николай Ильич жестом руки усадил адвоката напротив. — Этот тип проходит у нас как особо опасный преступник, скрывающийся за бугром, с уведомлением «красный угол».

— Красный-то он красный, но какой стране выдавать преступника? Эстонии? — Нико развел руками. — Едва Интерпол передаст его правоохранительным органам Эстонии, они тут же отпустят Вергельда на свободу. В этом плане он мне напоминает профессора Преображенского из «Собачьего сердца». Помнишь, Швондер пришел отобрать у него пару комнат, а профессор позвонил Петру Ивановичу и сказал, что операция отменяется и что он уезжает в Париж? Вергельд тоже решает подобные проблемы одним телефонным звонком.

— Пора закрыть проблему по имени…

— Надо в законодательстве дыры закрывать, — перебил Николаев. — В Германии функционирует Национальный совет по этике. Жюри предлагает принять закон, позволяющий значительно увеличить число пересадок донорских органов.

— А что и кому дадут эти правила?

— Что и кому? Правила дадут медикам возможность рассматривать каждого умершего как потенциального донора для трансплантации органов, даже если он не дал соответствующего разрешения при жизни.

Зотов покачал головой, не соглашаясь с адвокатом.

— Совет по этике попросту предлагает рассматривать молчание потенциальных доноров в качестве согласия на использование их органов после смерти.

— Молчание ягнят по-немецки?

— Если хочешь. В Германии умирают ежегодно около тысячи человек, — продолжил Зотов. — Я говорю о тех, чьи жизни могли бы спасти органы доноров. О чем это говорит?

Они оба знали ответ, поэтому Николаев предпочел не отвечать. Соль заключалась в том, что Вергельд за это время мог обработать богатых клиентов не раз, фактически ежемесячно делать им upgrade. А если дело касалось детей богатых клиентов, то здесь дела шли успешнее в разы; родители ради здоровья ребенка шли на все, влезали в долги, и им было плевать на то, что почка будет забрана у другого ребенка и он в лучшем случае останется калекой на всю жизнь.

Как обстоят дела в России с донорскими органами, Николаев знал по роду своей профессии. Теневой рынок, конечно же, существовал. Были приняты поправки к федеральному закону «О трансплантации органов и (или) тканей человека», которые позволяют муниципальным учреждениям здравоохранения производить забор органов и тканей. В России за год необходимо проводить пять-шесть тысяч операций по трансплантации; производить забор органов и тканей на коммерческой основе запрещено. Кроме того, нет программы по содействию трансплантации, из-за того и процветает теневой рынок.

— А что у нас? — спросил Зотов. — Что говорят в Минздраве?

— В Минздравсоцразвития, — поправил его Николаев. — Слышал, в министерстве готовят документ, разрешающий детскую трансплантацию. У этого проекта есть противники.