— Как и у каждого проекта, — мимоходом заметил Зотов. — Главный аргумент — это, как я понял, похищение и продажа детей на органы. В год пропадает до шестнадцати тысяч детей, правильно?
— Правильно, — подтвердил Нико. — Пропавшие дети в ряде случаев становятся жертвами преступных группировок, которые работают на заказ, под определенного клиента. У нас запрещена пересадка детских органов. Операции по трансплантации проводятся за границей, в большинстве случаев — в ближнем зарубежье. Каждый год в пересадке почки нуждаются двести детей, еще сотне нужна пересадка печени. Нет прецедентов, как в судебной практике, к примеру. Взять Китай. В этом вопросе китайцы продвинулись далеко, копнули под критерий «физической смерти мозга». Причем заметь, врачи, допущенные к выполнению операций по пересадке органов, не имеют право принимать участие в констатации смерти человека, органы которого будут использованы для пересадки.
— Напомни, сколько больниц в Китае, где проводят операции по трансплантации?
— Больше ста пятидесяти.
Зотов развел руками: о чем еще говорить?
Он вернул Николаева поближе к теме.
— Пробежимся по досье Вергельда, что нам известно достоверно. Пару лет работал на спонсорскую фирму «Икс», затем только на себя. За
Зотов закрыл папку, взял чистый лист бумаги и, чуть помешкав, наморщив при этом лоб, предложил адвокату:
— Давай пробежимся по фигурантам, включая отобранных тобой людей. О них мы поговорим в последнюю очередь. Первый — это…
Николаев заполнил предложенную паузу:
— Алан Ришпен. Надежный, проверенный в деле человек. И вопрос, доверяю ли я ему, отпадает.
— Номер два — Вивьен Гельфанд, — зачитал Зотов. — На нее ты вышел через Ришпена, с которым у тебя отнюдь не случайная связь, а давнишние плодотворные контакты, что очень важно — не прерывающиеся по сей день. Это очень хорошо. В цепочке, которую мы прокладываем к Вергельду, случайных людей и связей быть не должно. Он легко вычислит этот момент.
Назвав имя главы гуманитарной миссии, Зотов взял минуту на размышление. Оперативная группа, в которую входил и он, работала по Вивьен Гельфанд и три, и четыре года назад. И только сегодня представилась возможность воспользоваться прежними наработками.
— Одним словом, вынимаем Вивьен из корзины — как удаленный некогда файл.
Николаев мысленно поаплодировал Зотову за его оригинальное сравнение. Тот продолжил:
— Второй секретарь посольства Франции в Камеруне Энтони Ян. Должность в посольстве — его прикрытие. Он сотрудник французской внешней разведки. Он охотно пойдет на контакт с тобой. Значит, загодя постарается узнать о тебе как можно больше. Из открытых источников: твой сайт, публикации твоих дел, комментарии, отзывы и прочее. В этом «прочем» частоколе трудно заметить просвет, называемой работой на Интерпол. За двенадцать лет ты сколько раз был задействован нашей службой?
— Семь, — ответил адвокат. — Три дела пришлись на первые два года.
— Никогда не думал, что о тебе забудут?
— Никогда не забывал, — внес существенную поправку Николаев. — Поэтому периодически напоминал о себе: вот я, идиот по прозвищу Нико, трахните меня.
— Вернемся к нашим баранам. Мы остановились на Энтони Яне. Он окажет тебе услугу, можешь не сомневаться, с тем чтобы вскоре обратиться к тебе. Прежде чем обсудить кандидатуры спецназовцев, поговорим о твоей клиентке, чтобы не возвращаться к ней никогда. Насколько я понимаю, уголовное дело, возбужденное против нее, получило широкую огласку. В ее защиту прошел даже митинг у здания суда. Группа нацболов требовала ее освобождения. Боже, им так хочется, чтобы ее признали виновной в убийстве своей чернокожей дочери, что они даже согласны на ее освобождение. С ума сойти. Но главное — это подлинная история, сфабриковать которую невозможно.