Он обернулся. То, что он увидел, соответствовало его замыслу.
Катя была одета в свободный комбинезон кричащего сине-оранжевого цвета, волосы убраны под пеструю бандану.
— То, что нужно, — одобрил он и поманил девушку за собой.
Он хорошо ориентировался на аэродроме и через пару минут привел Катю в ангар. В большинстве своем парашюты укладывали на улице, но в ненастную погоду для этого в ангаре было отведено место. Оно сейчас пустовало, и Сергей, подавая пример Хусейну, начал раскладывать на полу фанерные щиты. Они настолько плотно прилегали друг к другу, что могли послужить основанием для крыши: ни одна капля не просочится. Опередив Хусейна, Сергей прошел в кладовую, где хранились парашюты, и вскоре вернулся с двумя ранцами. Один он положил перед Катей, с другим отошел к своему месту.
— Прыжки с парашютом начинаются на земле и заканчиваются на земле, — с неожиданными менторскими нотками произнес Марковцев. — Все причины неудач лежат на земле.
— Я не умею прыгать с парашютом, — сказала Катя и невольно передернула плечами.
— Научишься, — обнадежил ее Марк. — Самый лучший инструктор…
— Неужели ты?
Он пропустил ее сарказм мимо ушей.
— Время. Пока летишь к земле — научишься. Как представишь полный рот земли, мигом сообразишь, где вытяжное кольцо и что с ним делать. Что такое парашют?
Этот вопрос Марковцев адресовал Хусейну. Не ожидавший такого простого на первый взгляд вопроса, тот с минуту подбирал определение. Марк терпеливо ждал, обволакивая азербайджанца мрачным взглядом.
— Ну, — начал Хусейн, включая «защиту» — невесть откуда появившийся акцент, причем немецкий. — Ну, парашьют, это такая штьюка, которая… ну… замедляет, да?.. падение. Да, точно, падение.
— Может, снижение?
— Может, и снижение. Все зависит от того, кто и что собрался делать — падать или снижаться, — вывернулся Хусейн.
— Ты не еврей?
— Я?
— Нет, я.
— У меня иранские корни.
— Но вершки-то еврейские.
— Ну ты и сказал. Я — Хусейн, моя родная сестра — Насрин. Где ты видел евреев с такими именами?