34
Станислав Шестков шестой год жил в доме престарелых на окраине Подольска. Неофициально это заведение называлось «общагой для старых пердунов с неполным содержанием». Пансионат располагался в завидном месте, рядом с Пахрой – притоком реки Москвы.
Подольск был известен прежде всего швейными машинками «Зингер», которые выпускались на бывшем механическом заводе. И сейчас на двести тысяч человек, проживающих в Подольске, предприятий, загрязняющих атмосферу Окско-Москворецкой равнины, хоть отбавляй.
Примерно с таким настроением смотрел из окна своей палаты, рассчитанной на четверых (на самом деле в ней проживало восемь стариков), бывший главврач психлечебницы. Он до сей поры не избавился от подозрительности и в каждом жильце видел психа, даже пытался лечить: вперит свои блеклые глаза в переносицу потенциального психопата и что-то шепчет, вгоняя в гипноз, пока сам не заснет. На днях Шестков справил юбилей – три четверти века.
У него была по-прежнему крепкая память. И если бы у него спросили, помнит ли он генерала Тараненко, он бы вздрогнул и вспомнил.
Шульгин и Куницын приехали в Подольск, расположенный в сорока трех километрах к югу от Москвы, в половине второго ночи. Шульц был молчалив, хотя и тихо радовался тому факту, что от Домодедово до Подольска расстояние составило всего-то двадцать километров, и это не стокилометровый крюк, который пришлось совершить из Королева.
Автоматическая климатическая установка «Мерседеса» позволяла регулировать микроклимат для каждого из передних пассажиров. Шульгин чувствовал себя комфортно при двадцати градусах, тогда как «хладнокровный» Куница парился при двадцати семи.
Шульц остановил машину в пятидесяти метрах от покосившихся ворот пансионата и вскользь заметил:
– Эта общага на берегу реки – лакомый кусок.
Когда Куницын говорил про «дурацкие» дела, он имел в виду грязную работу, которой он и Шульгин, ветераны спецназа и таможенной службы, не касались по меньшей мере лет десять. На то в службе существовали мобильные оперативные группировки и отдельные бойцы, которые вопросов не задавали. Нынешнее дело корнями своими вросло в далекое прошлое. Дело, которое могло выстрелить мощнее любого нового и свалить непоколебимого генерала Тараненко.
– Выходим. – Шульц подал пример товарищу. Выйдя из машины, он убедился в надежности кобуры на липучке, опоясывающей его ногу под штаниной. Шульгин любил изящное оружие. Сегодня он был вооружен компактной моделью «глок-26», специально приобретенной для скрытого ношения, и штатным пистолетом Макарова, который, правда, был ненамного длиннее, но гораздо тяжелее «глока» и изяществом не отличался.
Куницын открыл заднюю дверцу и вынул дорожную сумку.
Толкнув створку ворот, Шульгин первым вошел на территорию пансионата. Его губы тронула улыбка, когда он увидел качели, турник, лесенку, пару песочниц.
Куница не преминул заметить:
– Старики лепят куличики и катаются на карусели...
– Скорее всего, здесь играют дети из соседних домов.
Шульгин подошел к свежеокрашенной двери и постучал. Спустя минуту, когда он приготовился постучать рукояткой пистолета, дверь открылась – и перед ночными гостями предстал заспанный сторож лет сорока пяти. Шульгин взвел курок «макарова» и ткнул стволом пистолета в щеку охранника.
– Пикнешь – я тебя убью.
Взяв его за ворот рубашки, Шульц вошел внутрь помещения, за ними последовал Куница.
– В какой комнате живет Шестков? Отвечай, урод.