Дед Никифор свою порцию выпил не менее бережно – чтобы не пролить ни капли. А затем он принялся опустошать стол.
Несмотря на худосочность, старик Коськин метал харчи почище борца сумо. Не успел я и глазом мигнуть, как дед буквально проглотил содержимое большой банки импортной тушенки (видимо ему понравилась яркая этикетка), а затем с таким же рвением принялся за деликатесную колбасу. При этом хлеб он игнорировал. Наверное, чтобы больше влезло давно не виданных городских продуктов.
Пользуясь тем, что Пал Палыч снова погрузился в транс, я налил деду вторую рюмку, которую он с благодарностью и оприходовал, чтобы приналечь на харчи с еще большим усердием. Я свою очередь пропустил; мне и так было хорошо. Дурные мысли растаяли, и в голове замелькали соблазнительные женские образы. Интересно, с какой стати?
Насытившись, дед Никифор просительно посмотрел в мою сторону. Улыбнувшись, я угостил его "Мальборо". Старик курил мало, эпизодически, но упустить такой случай – покейфовать на всю катушку, да еще на дармовщину, – не мог.
– Кх, кх!.. – Он степенно прокашлялся и, пыхнув дымом, многозначительно сказал: – Чудеса у нас творятся.
– Это вы о чем? – спросил я, насторожившись.
– Маята кругом, одна маята… – Дед сокрушенно покачал дынеобразной головой с пучком редких и тонких волос. – Нет покоя. Ходют тут всякие… все выспрашивают. – Он хитро прищурился. – То одни, то другие.
Всяких штук мудреных навезли. Некоторые похожи на телевизор, только ничего не показывают.
– Да ну? – Я удивился настолько ненатурально, что даже испугался той дикой фальши, которая превратила мой баритон в фальцет.
Бросив быстрый взгляд на Пал Палыча, я убедился, что чиновный дачник вообще ничего не слышал. На его неподвижном лице не дрогнул ни единый мускул, а глаза, смотревшие куда-то вдаль, были пугающе пусты – как Земля в первый день творения.
– Хотите сказать, что вернулись врачи? – ляпнул я наугад.
– Нет, те уехали. Нынче другие нагрянули. Вчера, под вечер. Сурьезные…
– Что значит – серьезные?
– Мрачные. Врачи были смешливыми, позволяли себе это самое… – Дед Никифор выразительно щелкнул себя пальцем по горлу. – Притом, регулярно. А эти – ни-ни. Как нерусские. Только чай.
– Ну, а мне-то какое до них дело?
– Так ить они тобой соколик, интересовались.
– Неужели? – спросил я, натянуто ухмыляясь. – Вот те раз… Наверное, перепутали меня с какой-то знаменитостью. Или разведали про мои рыбацкие подвиги. Сеть у вас, случаем, не просили?
– Как же, так я им и рассупонился… – Дед Никифор снисходительно растянул тонкие сухие губы в язвительной ухмылке. – На чужой каравай рот не разевай. Сеть почти новая, дорого стоит… – Тут он бросил на меня быстрый взгляд.
Эту сеть дед Коськин сватал мне еще зимой. Она оказалась такой ветхой, что до нее страшно было дотрагиваться. Сетью можно было ловить разве что ветер, а не рыбу. И теперь он снова проводил "маркетинг". Старый хитрец…
– А где они поставили… эти телевизоры? – спросил я как можно небрежней.