– Случилось, – резко ответила Анна Григорьевна. – Ты сам говорил мне об этом.
– А… Ты имеешь ввиду проверку?
– Да. После твоего звонка я связалась с коммерческим директором…
– И он наплел тебе три короба всякой-всячины, – подхватил Паленый. – Пусть проверяют. Надеюсь, это долго не продлится.
– Почему ты так академически спокоен!?
– Хочешь, чтобы я бегал по стенкам, как обезьяна, и рвал на себе волосы? С какой стати?
– Хотя бы потому, что работа фирмы сейчас попросту парализована, – со злостью ответила Анна Григорьевна. – Идет выемка документов и проверка складских помещений. Все опечатано.
– В ситуации с фирмой меня больше волнует другое.
– Что именно?
– К сожалению, я по-прежнему ничего не помню, а хотелось бы знать хоть что-то. Например, какими вопросами я занимался лично вплоть до своего исчезновения.
– Ты не посвящал меня в свои дела, – сухо сказала Анна Григорьевна. – Я была домохозяйкой.
Последнее слово она произнесла с отвращением. Не в этом ли кроется отчужденность Анны Григорьевны? – подумал Паленый. Возможно, Анетт опасается, что воскресший муж приберет к рукам вожжи управления фирмой (что было бы вполне естественно), а она снова превратится в домашнюю клушу, занятую лишь воспитанием сына и посещением модных салонов и парикмахерских.
– Прости меня, – серьезно сказал Паленый.
– За что? – невольно удивилась Анна Григорьевна.
– Я был держимордой. Больше это не повторится. Ты с блеском доказала свою состоятельность по части бизнеса.
Анна Григорьевна некоторое время пристально смотрела ему прямо в глаза, словно пытаясь найти в них какой-то подтекст сказанному, а затем, бледно улыбнувшись, ответила:
– Если честно, то мне сейчас хочется бросить все и вернуться к кухонному комбайну. Я так устала…
– Как бы мне хотелось тебе помочь…
– Да, твоя помощь была бы неоценима. Раньше у нас никогда не возникали финансовые проблемы. Ты мог раздобыть любую сумму денег наличными, что называется, в любое время дня и ночи. А нам как раз немного не хватает оборотных средств.
– С кредитом все связалось?