– По случаю чего у нас праздник? – с напускной небрежностью спросила она, принюхиваясь к аппетитным запахам.
У нас! Паленый неожиданно понял, что это ее выражение весьма приятно для его слуха.
– А без случая нельзя посидеть за прилично накрытым столом? Просто так.
– Почему нельзя? Можно. Спасибо тебе…
– Рад был услужить, – ответил Паленый, мягко улыбаясь.
Ужинали они недолго. И не потому, что Анна Григорьевна торопилась лечь спать. Просто у них не клеился разговор.
Что-то встало между ними, какая-то невидимая преграда, сотканная из потаенных мыслей и желаний, которые материализовались в самый неподходящий момент. И прорвать ее они никак не могли…
Паленый лег в постель с чувством неудовлетворенности своим поведением. Он все еще не мог понять, как ему относиться к Анне Григорьевне. Ситуация явно была тупиковой. И главное – он сам себя загнал в этот тупик, откуда не желал выбираться.
Так пролежал он без сна не менее получаса, когда неожиданно отворилась дверь и на пороге появилась Анна Григорьевна. Паленый не видел ее лица, только фигуру, подсвеченную сзади. Она стояла неподвижно, как статуя.
Паленый затаил дыхание. Но его сердце заколотилось со страшной силой. Что ей нужно? Никогда прежде Анна Григорьевна не приходила к нему ночью. Хочет поплакаться в жилетку?
– Ты спишь?
Голос Анны Григорьевны напряженно подрагивал.
– Нет, – ответил Паленый непослушными губами.
– Скажи, я по-прежнему тебе нравлюсь?
Вот те раз! Ничего себе заявочка, подумал Паленый, совсем сбитый с толку. Что ж, если хочешь начистоту, дорогая Анетт, скажу тебе правду, пусть этот вопрос и относится не ко мне, а к твоему покойному мужу.
– Очень.
– Что-то не видно…
– Да, ты права. Неплохо бы включить свет.
– Перестань ерничать! Ты понимаешь, о чем я говорю.
– Не совсем. Объясни.