Материалом для строительства служило все, что попадалось изгоям под руку: куски фанера, обрезки досок, толь, дощечки от деревянной тары, битый кирпич, куски ржавой жести и шифера, полиэтиленовая пленка и даже некондиционные бутылки.
Немало было тентов и палаток, особенно в летнее время. "Старатели" ставили такие времянки, чтобы не возвращаться в город, где у некоторых – правда, очень немногих – были даже квартиры.
Впрочем, большинство из них ленилось ставить даже палатки; бомжи так и спали среди мусора, приняв на грудь сногсшибательную дозу спиртного. Некоторые из-за этого попадали без пересадки на тот свет, угодив под нож бульдозера, который планировал свалку.
– А ты чего стоишь в сторонке? – спросил Есесеич бомжа, лицо которого было изуродовано до такой степени, что Квазимодо по сравнению с ним был просто красавчиком. – Подтягивайся ко мне, иначе Верзоха закроет лавочку и пойдет с корешами калдырить. Тады к нему и на хромой козе не подъедешь. Останешься на сегодня без филок.[2]
Бомж с благодарностью кивнул и воткнулся в очередь к приемному пункту впереди Есесеича.
– Нет, ну вы только посмотрите! – Варька подбоченилась. – Еще один шустрила выискался. Есесеич, ты зачем этого придурка впереди себя поставил? Думаешь, я не вижу? Гони его на хрен!
– Злая ты баба, Варька, – невозмутимо ответил Есесеич. – Это нехорошо. – И добавил со скрытой угрозой: – Паленого не трожь.
– А то что?
– Ничего. Но будешь выступать не по делу, больше ко мне не приходи.
Варька моментально сникла и захлопнула рот. Другие бомжи тоже промолчали, не стали развивать конфликт дальше.
Причина такого единодушия лежала на поверхности. Есесеич, единственный из всех мотодромовских бомжей, занимался самогоноварением.
В ход шло все, что только попадалось под руку: окаменевший сахар, просроченные конфеты и шоколадные батончики, испорченные торты и пирожные, фрукты – нередко заморские – и даже разнообразные спиртосодержащие жидкости.
Конечно, времена "сухого закона" уже забылись, как страшный сон, и водкой торговали на каждом углу, но ложка дорога к обеду. Когда спиртное заканчивалось, бомжи обращались в любое время дня и ночи к Есесеичу.
Самогон у старика был отменного качества и продавал он его по сходной цене…
"Улов" Паленого был более чем скромный – мешок пластиковых бутылок. Получив деньги – жалкие гроши, он отошел в сторону и с тоской посмотрел на дорогу, ведущую в город. По ней уже потянулись счастливчики, чтобы отовариться водкой в ближайшем продмаге.
К спиртному Паленый относился спокойно; он пил редко, немного и чаще всего в одиночку. Но по части еды был принципиален и не ел просроченные продукты, а покупал все в магазине, иногда даже воду.
По всему выходило, что в этот субботний день ему придется положить зубы на полку, тоскливо вздохнув, решил Паленый. Дело в том, что в выходные мусоровозы на Мотодроме были явлением редким. А значит, сегодня приличный заработок ему не светит.
– Ты чего такой скучный? – спросил Есесеич Паленого, пряча деньги в потертый кошелек.
Есесеич хранил кошелек, привязанный к прочному кожаному гайтану, на груди, под рубахой. Вообще-то его звали Иван Евсеевич, а фамилию он имел самую, что ни есть, аристократическую – Румянцев.
Подвыпив, Есесеич рассказывал, что его прадед был внебрачным сыном знаменитого графа, прослывшим большим охотником по части юных крестьянок. Благородный граф якобы дал ребенку свою фамилию и нашел для прабабушки Есесеича мужа, из мещан, заплатив ему за эту "услугу" хорошие деньги, на которые прапрадед купил трактир.