Он был пуст. Теперь все зависело от быстроты моих действий. В конце коридора, который заканчивался тупиком, стоял большой металлический шкаф электрического щита. Он был закрыт на примитивный навесной замок.
Щит я заметил еще при первом посещении "Латинского квартала". Мне все-таки пришлось сходить тогда в туалет, потому что Савоха не спускал с меня глаз.
Уже тогда я почему-то обратил особое внимание на этот щит, а сегодня в очередной раз понял: все, что ни делается – то к лучшему. Не своди меня охранник под конвоем по нужде, мне пришлось бы изобретать колесо – думать и гадать, как спроворить нужное мне дело.
Я не стал долго возиться с замком. Короткий резкий удар ребром ладони – и один конец дужки замка выскочил из отверстия. Зря я, что ли, тренировался…
Отворив дверь шкафа, я, не долго думая, выключил общий рубильник и отломал его рукоятку. Свет погас. На улице еще только начало темнеть, но я знал, что в том коридоре, который мне нужен, окон нет.
Закрыв шкаф, я метнулся к выходу. И наткнулся на охранника. Этот бдительный осел сразу понял причину, по которой погасло освещение. Только он решил, что все дело в автомате, который, как предполагал охранник, отключился из-за короткого замыкания.
Мне ничего иного не оставалось, как вмазать ему между глаз. Это было просто, потому что на сером фоне открытой двери он выглядел словно мишень в тире – один силуэт без лица. Охранник, несмотря на довольно солидные габариты, порхнул, как птичка, и приземлился уже без памяти.
Не долго думая, я взвалил его себе на закорки (тяжелый, гад!) и отнес в туалет, где пристроил в одну из кабинок.
Пьяный мужик даже не посмотрел в мою сторону, потому что он, наконец, достал то, что требуется в таких случаях, и, уткнувшись лбом в стенку над писсуаром для сохранения равновесия, с довольным кряхтеньем справлял малую нужду.
А теперь быстрее, быстрее! В зале царил полумрак, и вход в следующий коридор я нашел без затруднений.
Там тоже топтался охранник. Но этот явно не страдал излишней сообразительностью.
Он уставился на меня с тупым удивлением (потому что я нарисовался перед ним как тень без хозяина) и только открыл рот, чтобы спросить, кто я и почему слоняюсь там, где не положено, как тут же получил два коротких и точных удара – один под дых, а второй в челюсть.
Упасть ему я не дал. Мгновенно подхватив безвольное тело охранника, я бережно опустил его на пол. Мне лишний шум был не нужен.
Где Карантин? Может, в своем кабинете? А есть ли у него личный кабинет? Вопрос…
Долго раздумывать мне было недосуг. Я решил войти в уже знакомую мне операторскую, где находились мониторы видеокамер слежения. Нужно плясать от печки, подумал я, потихоньку отворяя уже знакомую мне дверь. На мою удачу, она оказалась не заперта.
В операторской было шумно. Разговаривали сразу трое, и я сильно обрадовался, различив голос КарантинаШиманского. Есть! Клиент на месте. Что и следовало доказать.
В комнате было темно, и это обстоятельство вызвало у меня недоумение. Ведь я точно помнил, что в операторской окна были, но в тот вечер их закрывали плотные шторы.
Они забыли о шторах вовсе не по запарке. Это я понял, когда кто-то включил фонарик. Раздвинуть шторы, чтобы впустить в комнату свет угасающего дня, никто даже не подумал.
Объяснение этому факту лежало на поверхности. Карантин боялся, что через стекло он может получить в лоб пулю снайпера. Видимо, смерть Григора здорово напугала Шиманского.
Это было мне на руку. Напуган – значит побежден. Поэтому Карантин должен слить мне всю имеющуюся у него информацию. Не думаю, что он будет изображать из себя стойкого, как кремень, партизана на допросе в гестапо.