– Я его не понял, – честно признался чеченец, зажав между зубами тлеющую сигару.
– Вы собрались бессмысленно умереть.
– Мы исполняем свой долг, боремся за независимость нашей родины, – с пафосом ответил Баулин: что-что, а говорить красиво он научился.
– А не лучше было бы сперва обеспечить себе надежный тыл, а уж потом браться за борьбу с сильным врагом? – начал раскрывать заранее приготовленные «карты» Шакро.
– Что конкретно ты предлагаешь? – спросил Аслан, мысленно насмехаясь над своим собеседником. «Интересно, а если бы ты и твои здешние хозяева узнали об истинной цели нашего появления на Кавказе? Наверняка бы в истерике забились, золото – хороший стимул».
– Мне поручено предложить вам создание военного формирования. Сперва батальона, потом полка и так далее. Вскоре вы поможете нам восстановить целостность государства, а потом мы поможем вам завоевать независимость.
– Великолепное предложение! – рассмеялся Баулин. – Я прилетел из Дании, чтобы ходить здесь по команде американского инструктора! Увольте, князь, мы – вайнахи – свободолюбивый народ.
– Значит, категоричное нет, – в голосе собеседника послышались обидчивые нотки.
– Даже если бы я сказал «да», это ничего бы не значило. Я всего лишь один из членов коалиции, где все решения принимаются большинством голосов. И для начала мы должны вернуться на родину, чтобы показать всему миру, что мы боремся. А после уж можно будет обсудить вопросы сотрудничества.
Горькая пилюля отказа была подслащена будущей перспективой.
Утром следующего дня Аслана навестил Муса Калаев, невысокий плотный чеченец с абсолютно голым черепом и большими оттопыренными ушами, из которых топорщились длинные седые волосы. Вместо вчерашнего строгого костюма на нем была длиннополая рубаха и свободного покроя тренировочные штаны, узловатые пальцы беспрестанно перебирали бусинки неизменных четок.
После короткого приветствия Муса без особого церемониала спросил напрямую:
– Что от тебя хотел этот «лаврушник»?
Дважды судимый за квартирные кражи и разбой, Калаев при первом президенте Ичкерии был связующим звеном между властью и криминальными группировками чеченцев в России. Работа Мусы в тандеме с бывшим чекистом Русланом Курбаевым принесла миллионы чеченской диаспоре.
Калаев, как матерый уголовник, имел свое мнение об этническом криминале, и по его определению грузины-«лаврушники» находились на самом низу этой иерархии.
Аслан указательным пальцем тронул себя за ухо, намекая на то, что хлебосольные хозяева их наверняка прослушивают. На что Муса пренебрежительно отмахнулся и задрал полы своей рубашки, обнажая волосатый живот. На поясе в кожаном футляре висел прямоугольный скэллер, прибор электронных помех аудиозаписи, и опять спросил:
– Так что он хотел?
– Предлагал объединить все наши отряды под бело-красными флагами нынешней власти и соответственно повоевать за целостность великой Грузии.
– Обойдутся, – угрожающе проскрипел Калаев и тут же разразился потоком грязной ругани на всех ему известных кавказских наречиях. Немного успокоившись, признался: – Я-то думал, что «лаврушники» пронюхали о цели нашего приезда и решили войти в долю.
Говорить больше было не о чем, махнув на прощание рукой, лысый чеченец вышел из комнаты Аслана.