Банан, возившийся с проводами, подсоединяя их к Гурову, с которого стянули по пояс одежду, ответил:
– Ты свои дела делай. В мои не влазь.
– А ну хорош собачиться! – Полковник окриком прервал перебранку подчиненных. – Лучше работайте быстрее!
Афанасьев допил кофе, погасил сигарету ногой прямо на паркете.
Спустя несколько минут машина была готова к применению.
Полковник подошел, осмотрел. Постучал по ручке кресла:
– Отличный аппарат, не правда ли? По специальному заказу сделан. Такие стульчики в тридцать седьмом в подвалах НКВД нарасхват, по слухам, были. Кололся в них клиент сразу. Умели работать сталинские следаки. Не то что нынешние чистюли. Ну, ладно! Вроде все готово, теперь, Гена, приведи в чувство нашего друга.
Помощник брызнул из приготовленной бутылки в лицо Гурова холодной воды.
Аркадий очнулся.
И сильная боль в области затылка чуть вновь не опрокинула его в бездну тьмы. Но Гена уже сделал укол, и боль отступила. Сознание прояснилось.
Голова Гурова не была строго зафиксирована в кресле, и он смог осмотреться. Увидел двух незнакомых, крепких с виду парней и Полковника, вернувшегося на свое место. Обратился к нему:
– Вот, значит, как ты решил отблагодарить меня, Полковник? Что ж, нечто подобное я ожидал.
– Тогда почему пришел на встречу? – спросил Афанасьев. – Забрал бы свою сучку и сдернул из Москвы? Глядишь, и пожил бы еще! Но тебе деньги нужны! Ради них ты пошел на смертельный риск! Сто штук «зеленых», согласен, это деньги! Но разве свобода не дороже, Ангур?
Гуров отвернулся, проговорив:
– Да пошел ты на!..
Полковник укоризненно покачал головой:
– Ух ты каким ты стал смелым и борзым! За базар свой не боишься ответить? Хотя отвечать тебе придется и безо всякого базара! Кресло удобное? Нигде не жмет?
Аркадий перевел взгляд на Афанасьева:
– Послушай, Полковник, к чему весь этот маскарад? Решил убрать меня, так убирай, я в твоей воле. Один выстрел – и все кончено! Решил поиздеваться, как когда-то над Соболевым в Чечне? Только кого на этот раз ты вербуешь? Своих отморозков? Так они и так послушны, как проститутки.
Полковник встал, подошел к Гурову, произнес: