– Накануне шел дождь, к утру подморозило. Так что следы остались. – Он выдержал паузу. – Кознов оказался на станции босиком. Ни одного следа в ботинках. Ботинок мы тоже не нашли. Вот его след.
Сергей пощелкал пальцами:
– Спирту!
Он не мог смотреть на след босой ноги, оставленной на жирной красной глине; смазанный, он казался отпечатком неуловимого снежного человека. Действительно слепок. Посмертный.
Пока Сергей пил и занюхивал сигаретой, капитан продолжал:
– Вот отпечатки ботинок. Две пары. Ты был прав, приезжий...
– Кто я?
– Приезжий. Так я тебя буду звать. Так вот, убийц было двое. Сначала они загнали Кознова в трансформаторную будку, – капитан указал рукой и пошел в том направлении; остановился в проеме, давая и Марковцеву возможность заглянуть внутрь. – Кознову удалось убежать. Или ему дали отсрочку. Как бы то ни было, он сумел добраться до следующего здания. По дороге он петлял, как заяц. Здесь он упал. Потерял сознание. Его взяли за руки и потащили к будке. Вот след волочения тела.
– Откуда ты знаешь, что его тащили за руки?
– Потому что у него штаны спустились до колен. Если бы его волокли за ноги, у него бы задрался свитер и майка. Он же был в гражданке. Кстати, ты не знаешь, зачем он уволился со службы?
– Если бы...
– Ну ладно. А что случилось в самой трансформаторной будке, ты уже знаешь.
– Конечно. Смерть наступила от охлаждения желудка.
Эта фраза была пропитана цинизмом. Незнакомый эксперт-криминалист издевался и над мертвым, и над живыми.
Он привез Кознова домой на тринадцатые сутки со дня его смерти. На похоронах был и отец Сергея – Максим Сергеевич; он готовился выйти в отставку. Он сказал сыну: «Я знаком с начальником ГУВД Москвы». Сергей ответил: «Прямо не знаю, присвистнуть мне или пустить газы в штаны». – «Просто не рассчитывай на стопроцентный результат, – последовал фигуральный ответ. – Ты не клад собираешься искать, ты в поисках истины». – «Не иронизируй, отец». – «И не думаю».
Много позже Сергей понял всю прелесть его тонкого хода; так наслаждается ситуацией шахматист, просчитавший все ходы противника.
Если в нем и теплилась какая-то иллюзия относительно «изыскания правды в стенах милицейского главка», то ее напрочь заморозил начальник главного управления с боевой фамилией Суворов и с лицом, похожим на кусок пемзы, используемой по прямому назначению.
Развязный капитан милиции, бледный, как бумаги, с которыми он работал, отвесил шутку. Возвращая удостоверения личности на имя полковника Марковцева Максима Сергеевича и старшего лейтенанта Марковцева Сергея Максимовича, он деланно вздохнул: «Во имя отца, и сына...» Сергей не знал, вырвалось ли из него богохульство подсознательно, но ему было плевать. Он придвинулся к нему ровно настолько, чтобы не схлопотать пулю от вооруженного автоматом стража порядка, но отец предостерег сына, громче, чем обычно, назвав его по имени. «Сука!» – прошипел Сергей в морду милицейского капитана.
Они поднялись по ступенькам. В приемной долго не задержались. Личный секретарь начальника открыл дверь и, доложив о посетителях, вышел.
Генерал изобразил на пористом лице фарисейское радушие, припомнил накоротке детали знакомства с Марковцевым-старшим (это случилось четыре года назад в ДК ЦСКА, где генерал присутствовал в качестве почетного гостя) и, мимикой демонстрируя занятость, предложил перейти к делу. Отец кивнул: «Начинай». Сергей уложился в пятнадцать минут, рассказал о частном расследовании и официальном – белом и черном по сути. Он сделал упор на «явную подтасовку фактов», касающихся настоящей причины смерти Валерия Кознова.