– Очень интересный материал. Я имею в виду диверсию в столичном аэропорту с участием Марковцева. Это было в 2001 году, да?
Шавхелишвили подтвердил кивком головы.
– Меня интересует вся информация по этому делу.
– Полный пакет можно получить только в Тбилиси.
– Ну так поехали.
Шавхелишвили было интересно узнать больше о веществах, которые в плане «Метро» занимали ключевые позиции. С другой стороны, он видел эти вещества в действии – когда смотрел на умирающего министра обороны. Сам он не проявлял инициативы – настоящую предприимчивость в этом вопросе проявил Гвидо Терон. И только тогда стала понятна роль Лори Монро, этой куклы, – Джемал не спешил вычеркивать ее из списка людей под названием «терпимые условия». Он до сегодняшнего дня не скрывал неприязни к этой женщине, считая ее фальшивкой. Как не скрывал схожих чувств к гостевой комнате. Он менял ее название каждый раз, когда перешагивал ее порог: совещательная комната, комната страха (когда Лори Монро была без макияжа), лаборатория (когда на первый план выходил полукровка Стэнли Йошиоки, которому Джемал дал кличку Полураспад, с откровенным, как вырез на вечернем платье Дайаны Терон, намеком на него как на полукровку).
Гвидо Терон начал с того, что назвал Лори Монро девочкой. Шавхелишвили хмыкнул так громко, как будто сморкался. Самое подходящее для нее имечко – Fat Woman, Толстуха. Если ее сбросить с самолета – эффект будет не меньше, чем от плутониевого «Толстяка», который пророс на родине косоглазого агента этой четверки смертоносным грибом...
«Девочка» с готовностью отдалась теме отравляющих веществ, буквально посмаковав слова «зоман» и «зарин», а потом перекинулась, «к вящему удовольствию» Гвидо Терона, на Россию.
– В настоящее время суммарное количество химического оружия в России – это по массе отравляющих веществ – составляет порядка сорока тысяч тонн. И складированы они на семи специализированных объектах. Из них примерно тридцать две тысячи тонн составляют фосфорорганические отравляющие вещества нервно-паралитического действия, а остальное – это о-вэ кожно-нарывного действия. В 1993 году Россия, объявив себя правопреемником СССР, подписала Парижскую конвенцию. В соответствии с этой конвенцией Россия обязалась никогда, ни при каких обстоятельствах...
Монро подалась вперед и продолжила, акцентируя каждое «не», как будто зачитывала обвинительный приговор.
А Джемал подумал о том, что судейская мантия ей была бы к лицу.
– Не разрабатывать. Не производить. Не приобретать иным способом. Не накапливать. Не сохранять. Не применять. Не проводить любых военных приготовлений к применению. Не помогать, не поощрять или не побуждать каким-либо образом кого бы то ни было к любой деятельности, запрещенной государству... И все это о нем, о химическом оружии.
Лори приняла прежнее положение – откинулась на спинку стула – и продолжила:
– Конвенция также предусматривает следующий пункт: все существующие запасы химического оружия подлежат уничтожению. В Грузии, – Монро потопала ногой в пол, – на складах отдельных мотострелковых бригад в Гудауте и Урте хранились незначительные запасы химического оружия. В первую очередь это снаряды ствольной артиллерии от четырехсот сорока до трех килограммов трехсот граммов отравляющего вещества в боеприпасе. Конкретно речь идет о зомане и зарине.
Шавхелишвили выразительно посмотрел на Гвидо Терона:
– Мои подчиненные усвоили одну вещь: докладывать мне только то, чего я не знаю.
– Это вводная часть, – оттянул нижнюю губу американец. – Продолжай.
«Продолжай, девочка», – мысленно подкорректировал его Джемал.
– Зоман, зарин – стойкие отравляющие вещества, – пробасила Монро, меняя тональность. Глотнув виски, она как будто перековала голосовые связки и стала вещать голосом доброй бабушки, не преминул отметить Шерхан. Его не устраивал такой вариант беседы, где ему буквально втолковывали прописные истины. Он хотел услышать ответы только на интересующие его вопросы. И он, остановив Монро жестом руки, спросил: