Харбинский экспресс-2. Интервенция

22
18
20
22
24
26
28
30

– Нет. Там, впереди. Экипаж оставим, а сами пешком прогуляемся. Так спокойней… – Отчего так спокойнее, Грач пояснять не стал.

Вокруг, почитай, и не было никого. Вдали фланировали две дамы с зонтиками в сопровождении хлыщеватого офицера. У самых ворот шаркал метлой бородатый дворник. Неподалеку, на тележке с колесиками, скучал безногий инвалид в пыльной шинели, обрезанной почти что по пояс. Поглядел на Грача с Павлом Романовичем – да и припустил прочь, стуча деревяшками по тротуарной брусчатке.

– Эй! Погоди, герой очаковский! – крикнул Грач.

«Очаковский герой» покорно замер, испуганно таращась из-под раздерганного картуза. Оборванный козырек наискось закрывал пол-лица.

Грач подошел к нему и о чем-то спросил. Самого вопроса Дохтуров не слышал – волнение мешало. В иной раз он бы сам первым подал калеке. Но сейчас все чувства и мысли сосредоточились на предстоящем. Что собирается предпринять Грач? На что надеется?

Неизвестно. И уж совсем непонятно, отчего они заявились только вдвоем. Впрочем, это как раз объяснимо: виной тому запредельная жадность чиновника для поручений. Что, кстати, – признак весьма тревожащий. Скорее всего, сам Павел Романович до сих пор жив только благодаря ошибке Грача. Он полагает, будто панацея в руках у «оппонентов», а те лишь устраняют свидетелей.

В таком случае каковы возможные действия?

Думать особенно нечего: бежать при первой возможности. А далее? Возвращаться к Дорис опасно, особенно в одиночку. Нужно поспешить к Сырцову, забрать кота. Ах, как удачно, что этот Грач не надумал с Сырцовым как следует потолковать. Должно, времени не хватило. А ведь Сырцов вполне мог рассказать про кота, столь дорогого его новому другу. Грача б это непременно насторожило. Он не из тех людей, кто пропускает мелочи.

Чем дальше, тем стремительнее становилось течение мыслей. Да и не только мыслей – окружающее сделалось ярче, отчетливей, однако воспринималось отчего-то по частям, фрагментами.

Вот Грач оставил, наконец, инвалида в покое и возвращается. Вот они вдвоем на крыльце. Грач отчего-то морщится и рассматривает ладонь. Дребезжание звонка где-то в глубине, слишком долгое. Понятно, что не откроют. Может, там и нет никого.

Но тут вдруг дверь распахнулась. На пороге стояла молодая дама – а может быть, барышня. Точно сказать нельзя: лицо ее закрывала модная шляпка с вуалью.

– Господа, что вам угодно?

– А вот что… – сказал Грач и потянулся рукой во внутренний карман – вероятно, за визитной карточкой.

* * *

«Прошляпили, сукины дети! – раздраженно подумал Грач. – Проворонили! А ведь в своих рапортах доносили – никакой дамы, дескать, в указанном доме не проживает!»

В общем, с филеров, ответственных за сие безобразие, следовало спросить по всей строгости. Проще говоря – шкуру спустить. Это и будет исполнено. Но после. А сейчас…

Грач сунул руку за пазуху и вытащил револьвер. Упер его стволом дамочке в грудь.

– А вот что… – сказал он. – Веди-ка в дом. Тихо.

Барышня (пожалуй что, так) приоткрыла рот. Но не закричала, нет. Часто-часто захлопала глазами и отступила назад.

Умница.

Грач – за ней. Он слышал, как следом ступил доктор. Парадная дверь закрылась.