– Какая пожарная лестница? – досадовал полковник Кузьма Никодимович. – Дурак. Даже я вижу, что это вентиляционное отверстие.
– Это не вентиляционное отверстие, – скромно вмешивался Вобла. – Это дымоход для барачной печи.
«Дымоход, – хмыкал начальник „дачи“, отходя в сторону, туда, где копошились с паклей Пысь и Веретено. – Надо же. А у меня дымохода нет».
– Иди-ка сюда! – кричал он Индейцу. – Какой дымоход? А почему в административном здании дымохода нет?
Индеец корчил лицо, стараясь придумать хоть какой-нибудь веский довод, однако не придумывал.
– Самоделкин, мать вашу, разгильдяи!.. Почему здесь дымоход есть, а у меня его нет?
– Как это – нет? А труба от печи, куда шныри засыпают уголь? Это не дымоход?
– Поговори у меня.
И шел к группе Литуновского.
– Андрей Алексеевич, бодрячком сегодня выглядите.
– Работа, она одухотворяет.
– Хорошо сказали. Что это за крючья?
– Для пожарной лестницы, – предвосхищал события Мазепа и разворачивал свой лист.
К двадцать второму апреля новый барак был готов под ключ. Как водится, из Красноярска прилетел вертолет, и качественный состав прибывших предвосхитил все ожидания. Комиссия по приемке, заместитель начальника УИН Мальцев, два полковника из штаба и Сам.
Кузьма Никодимович волею каких-то неожиданных пертурбаций в своем организме превратился в человека весьма субтильного, милейшего и улыбчивого. Не отходил от генерал-лейтенанта ни на шаг, косил глазами в его направлении и шел справа, чуть сзади.
– Ну, ныть, дом хорош. Дом отдыха для осужденных, значит, Кузьма Никодимович, построил?
– Да я…
– Молчи, молчи, – добродушно разрешил генерал. – Вижу, постарался.
– Для людей же, какое бы отребье ни было…
– Правильно, полковник, молодцом. Но херню вот эту над входом все же сними. Я понимаю, фольклор, старались, но сними.