Болевой прием

Он, правда, располагался не в сорока, а в пятидесяти четырех километрах от данной территории.

– Вы шутите? – нервно отозвался Хмурый.

– Нет, – покачал седой головой Страум. – Он действительно сейчас там! И его нужно... сами понимаете! – Страум сделал выразительный жест ладонью по горлу, точно забыл русское определение «ликвидация».

Что делать? Если выполним этот «заказ», одной мразью будет меньше, с остальными разберемся позже. А если Граф нас подставляет?! Но зачем?! Зачем вообще выпускать нас с Территории?! Нет, сейчас я Графу верю! Просто у нас с ним и с этим унылым Страумом оказался общий враг. Великий комбинатор вовсе не Остап Бендер, а этот Граф, он же Александр Александрович. Умело натравливает одних врагов на других... Ладно, разберемся с Гамалем. Я помню видеокадры, как он лично перерезал горло русскому мальчишке-солдату (а такого даже чеченцы не делали, солдат-срочников старались сильно не мучить, глотки резали только контрактникам). Видела, как на другом солдатике отрабатывал приемы рукопашного боя. Был бы жив Сократ Иванович, он дал бы «добро» на такую акцию... Значит, надо действовать. Остальное разузнаем после.

– Вы правы, за Гамаля я бы заплатила вам сама! – только и произнесла я.

– Мой брат будет отпущен? – спросил Хмурый.

– Будет, – кивнул Граф.

При этих последних словах у Страума как-то странно вспыхнули его ядовито-голубые глаза.

– Тогда я готова выехать по указанному адресу сегодня же, – произнесла я, переглянувшись с подполковником, который одновременно с моими словами кивнул головой.

Глава 6

Утром следующего дня мы завтракали в гостинице охотничьего комплекса. Она была двухэтажной, мест на двадцать, не более, очень уютной. И недешевой, но Страум с Графом щедро нас профинансировали.

– Номер двенадцать на втором этаже, – негромко произнесла я, помешивая ложечкой слишком горячий чай. – Двое. Возможны прикрывающие, но не более еще двух.

– Скорее всего, их пятеро, – проговорил Сергей, выслушав мой доклад о разведвылазке на второй этаж гостиницы. – В Чечне он всегда передвигался в составе боевой пятерки. Здесь, конечно, мог изменить правилам.

По телевизору, имеющемуся в кафе и стоявшему недалеко от нас, между тем шли утренние новости. Монотонный голос дикторши как ни в чем не бывало сообщал о том, что Сибирь атакуют маньяки-педофилы.

– В нашей стране происходит что-то страшное, – вещал бесцветный голос, точно сообщающий прогноз погоды. – Детей похищают и убивают так часто, что мы, журналисты, просто не успеваем сообщать обо всех случаях изуверств. Маньяки были всегда, но чтобы они действовали с такой частотой и жестокостью, это уже сродни эпидемии.

Я ничего не произношу вслух, хотя мне есть что на это ответить. Человек отличается от животного тем, что зверь никогда не убивает ради развлечения и никогда не убивает более того, что может съесть. Это первое. Ну а второе – животным не нужны зрелища, а человек без них жить не может. Без хлеба сможет, а вот без зрелищ – ни-ни! На сегодняшний день все пресыщены, хочется чего-то еще. Насилия хочется, не киношного, не книжного, а самого настоящего. И еще. Если раньше было много фильмов, книг, песен о любви и доброте, зрителям и читателям хотелось того же самого в жизни. Сегодня в кинофильмах лишенный чувственности блуд, немотивированное насилие, которое выдается как мейстрим. То есть основное направление. Одним доставляют радость чувства и любовь, другим – человеческие страдания...

Зрителями и читателями быть надоедает, порой не хочется оставаться лишь сторонними наблюдателями.

Впрочем, это моя субъективная точка зрения.

– Вот он! – произнесла я, продолжая помешивать чай.

Хмурый даже не обернулся. В пригостиничное кафе в этот момент зашел высокий, скромно одетый мужчина в темных очках. Руки без перчаток, видны мощные кулаки с мозолями, характерными для людей, не один год занимающихся боевыми единоборствами. Его сопровождал еще один, пониже, вполне славянской наружности. Оба присели за крайний, самый близкий к дверям столик, сделали заказ официантке.