Топор правосудия

– Переспать?!! – Самородову осенила страшная догадка. – С тобой?!! Она отшатнулась так, что Вадим едва не сорвался с кресла.

– Я на тебя, гражданка Самородова, в голодный год за десять беляшей залезть не смогу, – успокоил ее Пащенко. – С Перцем. Видишь ли, я тебе могу заявить, что у нас, нормальных мужиков, есть одна, гарантированно проверенная примета. Если мужик, перед тем как зайти по делам к бабе, прикупает пузырек винишка, значит, основной и единственной задачей его визита становится соитие. Я доступно объясняю?

Самородова сглотнула тугой комок.

– Вы что, офонарели?.. Это же мне как с козлом спариться.

– А что делать? – Пащенко вздохнул. – Если бы ты знала, Самородова, на что порой приходится идти, пытаясь восстановить правопорядок…

– Значит, вы правопорядок восстанавливаете, а драть за это должны меня?!

Струге не выдержал и пошел на кухню попить минералки. Бутылка боржоми бросилась ему в глаза еще во время первого беглого осмотра. Вернувшись, он отметил про себя тот факт, что контакт постепенно налаживался. Пащенко в уже спокойной обстановке разъяснял неискушенной Самородовой, что и в какие моменты нужно спрашивать у Перца, чтобы тот говорил правду и ничего, кроме правды. Это немного напоминало материнские наставления перед первой брачной ночью дочери. Между извращением и забором в ИВС Самородова выбрала первое.

– Теперь ты понимаешь, Струге, – вполголоса говорил Пащенко, выходя в прихожую, – что мы не только закон восстанавливаем, но и моральный облик людей?

– Уроды моральные! – раздался в комнате плаксивый голос Самородовой. – Дела теряют, а я их ищи!..

– Галчонок, ты, главное, ничего не бойся, – сказал напоследок, прикрывая дверь, Пащенко. – Мы рядом.

Засада была организована неподалеку. «Пятнадцатые» «Жигули» Пермякова и «Волга» прокурора застыли на противоположных концах подъезда к дому Самородовой. Въехать во двор Перченков сможет без труда, но потом шансов скрыться у него не будет. И потом, трое охотников всегда сильнее одной жертвы.

– Пермяков, ты пистолет прихватил? – поинтересовался по телефону Пащенко.

Через стекло «Волги» Антон увидел, как следователь, сидящий за рулем «ВАЗа», скользнул по нему взглядом. Краем уха он услышал и его ответ прокурору.

– Когда я вижу вас вместе с Антоном Павловичем, необходимость этого становится очевидной…

«Что ж, в чем-то он прав», – подумал Антон. Пащенко что-то говорил, но судья его не слышал. Он думал о том, как хорошо было бы сейчас вернуть время назад. К тому утру, когда он получил в канцелярии из рук Розы Львовны три уголовных дела, одно из которых было по факту обвинения Цебы Артура Алексеевича в преступлении, предусмотренном статьей сто шестьдесят второй Уголовного кодекса. Разбой… А город жил своей жизнью. За три дня поисков Антону пришлось столкнуться с таким количеством преступлений, что нормальному человеку могло сделаться дурно. Но Антону было дурно по другому поводу. От одной только мысли, что из всего этого бесконечного потока людских пороков ему нужно найти и отсеять всего одну каплю. Он никого не винил, кроме себя. И в тот момент, когда на коллегии судей ему укажут на дверь, объяснив это утерей дела, которое ему было доверено вместе с мантией, он также не станет искать виноватых. За все, что происходит в его кабинете, отвечает только он.

Он почувствовал, как его настроением овладевает депрессия. И лишь «десятка» Перца, въезжающая во двор дома, вновь заставила его сердце биться в прежнем режиме. Нет ничего хуже для вора, когда обворовывают его. Нет большего унижения для лжеца, которого обманули. И нет большего оскорбления для судьи, у которого из-под носа – в собственном кабинете – похищают уголовное дело.

Когда-то «законник» Пастор, зная, что его все равно убьют, ставил свою жизнь на кон только для того, чтобы найти утерянный «общак». Он делал это не во имя спасения тела, а во имя спасения собственной чести. Струге был почти на сто процентов уверен, что рано или поздно эта история всплывет в виде тухлой информации, тешащей слух определенных лиц. Об этом узнают потому, что уже слишком многим известно то, что не должно было быть известно ни при каких обстоятельствах. Но Антон все равно будет искать. Он будет делать это даже тогда, когда поиск не будет иметь никакого смысла. Это наступит после того, как Николаев или Лукин потребуют предъявить дело. Был и другой вариант. Из шестнадцати выделенных на поиск дней оставалось тринадцать. Вот по истечении этих тринадцати дней, даже если Николаев и Лукин не востребуют дело, поиск потеряет смысл. Но понять безрезультатность предпринимаемых усилий ему помогут лишь твердые доказательства того, что дела более не существует в природе. Что это за доказательства? Он не знал. Сейчас он верил лишь в то, что не все потеряно…

«Врали, гады! – думал Перец, когда, рывками стягивая с себя брюки, лицезрел обнаженное тело Самородовой. – Лесбия-я-я-нка… Да какая она… Ыыыых!.. лесбиянка?..»

Вообще-то она вела себя странно. Едва он, наседая на ее горячее тело, чувствовал прилив неземных сил, она спрашивала спокойным медовым голосом:

– Витя, а что у тебя еще в пакете?