Топор правосудия

Действительно, смотреть больше было нечего. Недосмотренным оставался лишь черный потолок, имитирующий Вселенную. Вздохнув, Струге спросил:

– Ты в планетарии когда-нибудь был?

Прокурор пожал плечами:

– Вчера был. По твоей милости. Перец-младший очень хорошо все рассказал. Как Земля крутится, как зима осень меняет. Кстати, знаешь, почему каждые четыре года к тремстам шестидесяти пяти дням прибавляется еще один день? Перец сказал, что в сутках не двадцать четыре часа, а на двадцать две секунды больше. За четыре года набегают, таким образом, целые сутки. Теперь понял, почему случается високосный год?

– А я знал это.

– А кому я тогда рассказывал?! Тьфу!..

– Не расстраивайся… – Струге окинул мрак потолка взглядом. – Может быть, ты не зря старался… Пащенко, а я никогда в планетарии не был. Просил у мамы деньги, чтобы посмотреть на звездное небо, а сам откладывал. Сначала – на мяч, потом – на перчатки. Без отца очень трудно копить на мяч. Долго…

Подойдя к рубильнику, Антон Павлович поднял рукоятку. В зале – во всех углах – мгновенно вспыхнули светильники и по помещению раздалось едва слышимое урчание.

– Не знаешь, как он включается?

Пащенко подошел в пульту, расположенному на стене. Вчера он, стоя неподалеку от Игоря Перченкова, наблюдал за его действиями.

– Берешь вот этот рычаг, поворачиваешь… Вадим включил тумблер. – Вот и все. Сейчас, чтобы все это завертелось-поехало, остается нажать кнопочку справа. Красную, видишь? Давай, на правах первопроходца…

Струге усмехнулся, покачал головой и, вытянув руку, нажал на кнопку. За стенами раздался какой-то щелчок, и хорошо смазанные механизмы начали свое привычное движение по кругу. Тысячи огоньков замелькали по куполообразному потолку, и Струге невольно залюбовался этим разноцветным вальсом. Одна за другой стали появляться планеты и, заняв привычное на орбите место, медленно закружились.

– Я помню, что говорил наш хиромант. – Совершенно забыв, по какому случаю они сюда прибыли, Пащенко выступал в роли гида. – Отмороженный Игорек сказал, что Вселенная образовалась в результате взрыва, хотя я думаю, что в результате взрыва образовались его мозги. Впрочем, Струге, за что купил, за то и продаю… Видишь, самый большой шар? Так вот, Струге, это не шар. Это Юпитер. Хиромант сказал, что до него езды двенадцать лет. Я не уточнял – на чем, но на моей «Волге», думаю, побольше. Одним словом, если бы мы сейчас к нему подъезжали, то выезжать нам нужно было за пятнадцать минут до первого заседания ГКЧП… А вон ту фигню видишь? Это, блин, Плутон.

– Это Венера, Пащенко, – улыбнулся Антон. – Самая ближняя и самая яркая. Я со школы помню.

– Да? – равнодушно хмыкнул прокурор. – Пусть Венера. А это… Это что за туманность?

Даже в темноте было видно, как он побледнел. Еще секунда, и он сунул за пазуху руку.

– Это не туманность, Пащенко! – вскричал Струге, хватая друга за плечи. – Это созвездие Перца!!

Рывком дернув его за воротник куртки, судья увлек тяжеловесного прокурора за импровизированную кафедру.

Над их головами, выехав из-за укрытия «небосвода», висел Перченков. Его поза не оставляла сомнений в том, что он целится из обреза в «экскурсантов»…

Первый жакан врезался в стену в том месте, где секунду назад стоял Пащенко. Оглушенные грохотом выстрела, судья и прокурор лежали за убогим укрытием.