– Он пьян, – поняв, поставил диагноз Пащенко. – Везем его домой. Надоело этот бред слушать!..
– Это не бред!.. – внезапно став трезвым, повысил голос Пермяков. – Это истина. Рожин предложил мне дом, и я дал свое согласие! Все. Я не жду понимания.
И темнота опустилась. В этом кругу не было принято повторять шутки.
– А ведь дом теперь твой. Правда, Саня? – профессионально поразмыслив, констатировал судья. – Рожин, если я прав, успел на тебя свое право оформить?
– Успе-е-ел… – так же нехотя пропел Пермяков. – И я ухожу из прокуратуры. Только оправдываться не собираюсь. Не в чем.
– На самом деле? – удивился Пащенко.
– На самом, – подтвердил Александр.
– А то бы остался.
В историю по-прежнему верилось с трудом, но яд в словах Вадима уже чувствовался.
– Нет, Вадим, не получится. – Оторвав травинку, Пермяков сунул ее в зубы. – Меня не Кормухин, меня ситуация поломала… Я уже не смогу.
Поддержки, как и упрека, он не встретил. Он понимал, какими взглядами на него сейчас смотрят, и объяснил:
– Я шутя сделал то, за что раньше брал за ноздри других. И так же шутя побывал на их месте. Весь комплекс мероприятий от ареста до освобождения. Вот что меня поломало, ребята…
Наступила пора, когда нужно было либо уезжать, либо разжигать костер.
– Довезете до дома?
Шебанин сам развязал узел, который затянул. Отправив жену к матери в Сызрань, он вдруг почувствовал облегчение, которое приходит в тот момент, когда становишься свободным от обязательств перед близкими. Освобождение от семьи часто дается с трудом, но когда наступает, в первые дни приходит чувство освобождения от неких пут. Не нужно бояться за близкого человека, нужно беречь лишь себя. То есть – не отвечать ни за кого, в том числе и за себя. По всей видимости, это самое чувство и запрещало настоящим ворам иметь семью.
Локомотив к подобным не относился, он не признавал старых правил и, впервые оказавшись один, не ощутил никаких чувств, кроме безграничной свободы.
Оно и подвело.
Найдя в городе ресторан, в который ранее не ступала его нога, что казалось ему безопасным, он с удовольствие выпил водки. Выпил еще и еще. И опасность перестала казаться близкой, он вновь ощутил себя прежним Локомотивом, берущим от жизни все, что хочется. Достаточно лишь загадать желание и не ждать его исполнения. Все желания Яши исполнялись, словно в Уставе внутренней службы Российской армии – беспрекословно, точно и в срок.
Он хотел водки еще и еще, напряжение выходило из него медленно, чувство опасности улетучивалось гораздо быстрее, поэтому он даже не удивился, когда следующий разнос с графинчиком водки к его столу поднес Штука.
Виталька, размазывая свой пластилиновый взгляд по бывшему соратнику, составил графин с рюмками посреди стола и опустился на стул напротив. Сел и удивился реакции Шебанина:
ebooksa