– Где здесь корт? – спросил я, когда мы очутились снаружи и передо мной оказалось сразу несколько дорожек, убегающих в разных направлениях.
– Направо, – коротко сказал Чен.
Я послушно свернул направо и не спеша зашагал вперед, демонстрируя всем своим видом расслабленную задумчивость. Мой спутник следовал за мной, как на буксире. Его взгляд, устремленный мне в спину, был сродни прикосновению тесака, который болтался у него на поясе. При боевом мастерстве корейца эта деталь казалась совершенно излишней. Я понял, зачем он таскает с собой нож, лишь когда мы миновали аллею между стрижеными кустами и углубились в порядком запущенный парк, напоминающий лесную опушку.
Это произошло примерно на пятой минуте нашей экспедиции. Мои глаза успели уловить молниеносный проблеск, пронесшийся в знойном воздухе на фоне зелени, а потом впереди прозвучал пронзительный визг, начавшийся на невыносимо протяжной ноте и никак не желавший затихать.
Скулила обычная беспородная псина, перекатывавшаяся по траве и перебиравшая в воздухе лапами так отчаянно, словно все еще куда-то бежала. Только все для нее уже кончилось. Из ее левого бока торчала костяная рукоять того самого тесака, который таскал с собой Чен. Теперь он стоял рядом со мной и невозмутимо наблюдал за агонией дворняги.
– Чем она тебе помешала? – спросил я, скосив на спутника глаза.
– Ничем, – безмятежно ответил он. – Даже наоборот.
– Это как?
– Люблю собачатину. Тут полно бродячих дворняг, еще с прежних времен остались. Раньше их подкармливали, а теперь они меня. – Чен скупо улыбнулся и философски заключил: – Так устроен мир. Одни страдают, другие наслаждаются.
– Да уж, наслаждение! – хмыкнул я, стараясь не глядеть на несчастную псину, которая испускала дух на солнцепеке. Ее рыжий свалявшийся бок, обращенный вверх, часто вздымался, и торчащий в нем тесак двигался тоже.
– Ел когда-нибудь колбасу по-корейски? – спросил Чен, не отрывая взгляда от своей жертвы. Не дождавшись от меня ответа, он мечтательно заговорил: – Жирную, откормленную собаку садят на цепь. Три дня не дают ни есть, ни пить. Потом ставят перед ней ведро очень соленой воды…
– Почему соленой? – угрюмо поинтересовался я. – Пытка такая, что ли?
– Нет. – Чен тихонько засмеялся. – Это чтобы собака никак не могла утолить жажду. Она пьет, пьет, а напиться не может. Но зато вода полностью промывает ей кишки и желудок. Они становятся пустыми и чистыми.
– Вот как? – Я сделал заинтересованный вид, а сам внутренне подобрался, готовясь отключить корейского кулинара, как чрезмерно увлекшегося болтовней радиодиктора.
Полагаться можно было только на один удар, внезапный, точный и сильный. О второй попытке лучше было и не мечтать. Если мне не удастся вырубить Чена, то он проделает это со мной. Одни страдают, другие наслаждаются. Так он, кажется, выразился?
– После этой промывки желудка, – продолжал Чен, – собачку, наконец, кормят. И знаешь, чем?
– Солью? – предположил я, делая вид, что выковыриваю сигарету из пачки.
– Пловом! – торжествующе заявил Чен. – Искусно приготовленным пловом с мясом и специями. Изголодавшаяся собака набивает свое пустое брюхо до отказа. Она даже стоять потом не может, такой тяжелой становится. Ее кишки наполняются пловом сверху донизу. Это и есть корейская колбаса…
– А! – догадался я. – Плов служит начинкой?
– Да, – подтвердил Чен легким кивком головы. – Когда я был маленьким…
ebooksa