– Не то, что тебе, гуттаперчевый мальчик, – успокоил я его. – Давай-ка на выход и не задавай лишних вопросов.
Воротя от меня недовольное распаренное лицо, парень протиснулся бочком мимо и остановился в нескольких шагах, поджидая товарищей по забавам. Следующей попыталась прошмыгнуть Натали, но я остановил ее пальцем, уткнувшимся в ее влажную ключицу, и очень по-мюллеровски произнес:
– А вас, фрау Штирлиц, я попрошу остаться!
– Саша! – Она оглянулась на своего кавалера и негодующе притопнула ногой.
Белобрысый Саша отодвинул ее к металлической сетке и пошел прямо на меня с видом раздраженного бычка, которому помешали завершить случку. Он успел приблизиться ко мне как раз на расстояние вытянутой руки – моей собственной, правой. Потом его отбросило на пару шагов назад, да там он и остался, делая вид, что, кроме собственного распухшего носа, его больше ничего не интересует.
– Остыл, Сашок? – дружелюбно осведомился я. – Вот и прекрасно. Теперь выбирайся из этого вертепа и дуй в казарму.
Проходя мимо, он возмущенно выдул из ноздри красивый красный пузырь, засверкавший на солнце. Полюбовавшись этим зрелищем, а потом и спинами двух быстро удаляющихся товарищей, я переключил свое внимание на Натали.
Она как раз пыталась обогнуть щит с другой стороны и по-кошачьи шипела, путаясь в виноградных лианах и в зарослях чертополоха.
– Исцарапаешься, – предупредил я. – А к твоим вещам я все равно успею раньше. Не голой же ты будешь бегать от меня по парку?
– Чего ты от меня хочешь? – спросила Натали, убедившись в справедливости моих слов.
– Не вдовьих ласк, – заверил я ее. – Кстати, могла бы для приличия хотя бы черную повязочку у своих кавалеров одолжить.
– Что тебе от меня надо? – Оттого, что формулировка вопроса слегка изменилась, он от этого интересней мне не показался.
– Иди сюда, – предложил я, вместо того чтобы ответить. – Потолкуем.
Повернувшаяся ко мне мордашка после обработки пивной банкой выглядела карикатурой на одну известную голливудскую звезду, которую я всегда путаю с совсем другой, а ту, другую, – с Клаудией Шиффер. Не очень обидной карикатурой, дружеской, но все же не восхитительной копией один к одному. Уменьшившиеся за счет переносицы глазенки, чрезмерно распухшие губы, подозрительные темные пятна под слоем тональной крем-пудры – все это было рассчитано, как говорится, на любителя.
– Говори, зачем приперся и убирайся, – поторопила меня приблизившаяся Натали, которую мой задумчивый взор заставлял нервничать все сильнее.
– Да вот решил полюбоваться тобой, нимфа ты крашеная, – задушевно сказал я.
– Нимфоманией не страдаю, – осадила меня Натали, не пожелавшая дискутировать по поводу платинового оттенка своих волос. – Так, подурачилась с мальчишечками перед отъездом. Господин Дубов намекал, что выставит меня если не сегодня, то завтра, вот я душу и отвожу.
Душа! Оказывается, у Натали она все же имелась. А по виду не скажешь.
– Прощание славянки, значит? – подытожил я.
– Уж не жидовки! – высокомерно ответила эта белокурая бестия, пытаясь теснить меня грудью. – Пропусти и дай мне одеться. А то закричу!