Жадный, плохой, злой

22
18
20
22
24
26
28
30

Он не успел рассказать, что делал с собачьими кишками, когда был маленьким, очень маленьким, еще меньше, чем теперь. Мой кулак стремительно ткнул его в шею, впечатав костяшку среднего пальца точнехонько под правую скулу.

Чен осел на колени, потом рухнул лицом вниз. Я попал в ту самую болевую точку, куда метил. Такой удар гарантировал пятнадцать минут полного беспамятства.

Отведя глаза от дохлого пса, я выдернул нож из его запавшего бока и несколько раз вонзил лезвие в землю, очищая его от крови. Склонился над тщедушным тельцем противника, похожего теперь на подростка, объевшегося несвежей корейской колбасы. Перевернул его на спину и пустил в ход широкий, острый клинок…

Очень скоро одежда Чена превратилась в тряпичные ленты, спеленавшие его по рукам и ногам. Из чувства милосердия я не стал затыкать ему рот заскорузлыми носками, а использовал для этой цели скомканный лоскут рубахи. Сверху наложил несколько завершающих витков упаковочного материала и отнес получившийся тюк подальше в кусты, где без лишних церемоний бросил его на землю.

Когда Чен открыл глаза, они были у него на удивление круглыми. Сородичи, пожалуй, и не признали бы его в таком обличье. Зашвырнув тесак как можно дальше в заросли, я тронул лежащего подошвой и сказал:

– Лежи и не рыпайся. Я скоро вернусь. О том, что произошло, никто не узнает, обещаю.

Мне показалось, что в глазах Чена блеснули слезы, но они меня совершенно не растрогали. Точно такие же стояли в мертвых глазах собаки, которой он не дал добежать по ее собачьим делам.

4

Приближаясь к корту, я не услышал ни перестука летающего из конца в конец мяча, ни азартных возгласов, ни шуршания торопливо перемещающихся по полю подошв. Уже не слишком надеясь обнаружить здесь Натали, я все же решил заглянуть на площадку для очистки совести.

Она была обнесена сетчатой оградой, доверху увитой виноградом, так что полюбоваться ею во всей красе я смог не раньше, чем протиснулся в узенькую калитку, поиски которой заняли довольно много времени.

Корт был пуст. Неизвестные садисты эпохи развитого социализма покрыли его шершавым асфальтом. Хотя в образовавшихся там и сям трещинах давно проросла трава, такое покрытие вряд ли можно было считать мягким. Неизвестно, как насчет спортивных результатов, достигнутых на этом корте, а сбитых локтей и коленок он наверняка повидал немало.

Дырявая сетка, протянутая через площадку, напоминала старенький невод, вывешенный на просушку. Рыбы в нем, разумеется, не обнаружилось. Зато на длинной скамейке, установленной вдоль корта, я увидел признаки человеческого присутствия и тут же заспешил к ним.

Пара дорогих ракеток с замшевыми рукоятями, упаковка новехоньких мячей, похожих на пушистых желтых цыплят, яркий пакет и пачка дамских сигарет – все это имущество явно принадлежало неизвестно куда подевавшейся Натали. В пакете, куда я сунулся чуть ли не с головой, никакой кассеты не оказалось. Всякая косметическая ерунда, зеленый баллончик дезодоранта «Фа», полотенце, ароматические салфетки. Больше всего меня озадачили предметы дамского туалета, небрежно запихнутые в пакет. Маечка-топик, которая запросто уместилась в моем кулаке, еще более миниатюрные трусики с кружевной оторочкой плюс белая юбчонка, надо полагать, та самая, о которой с вожделением упомянул паренек, которого я бегло опросил в доме.

С недоумением заглянув под лавку, я не обнаружил там ни кроссовок, ни даже носков. Выходило, что Натали отправилась куда-то голышом, но зато обутая, а значит, походка у нее при этом была по-спортивному пружинистой. Куда она могла исчезнуть в таком интригующем виде? И, главное, почему все-таки без ракетки?

Оставив вещи на местах, я завертел головой по сторонам и вскоре уперся взглядом в блекло-голубой дощатый щит, служащий новичкам полигоном для отработки подач. Он был высотой примерно в четыре человеческих роста, а между ним и оградой оставался узкий промежуток, в который при желании запросто смогла бы протиснуться целая вереница Натали. Переодевалась она там, что ли?

Заглянув за щит, я убедился, что отчасти угадал. Натали действительно находилась в этом укромном уголке. Правда, она была там не одна и одеваться явно не собиралась.

Затененная виноградными лозами компания состояла из трех человек, двое из которых носили приспущенные штаны и уже порядком примелькавшиеся оливковые рубахи с траурными повязками. Хотя третья фигура, принадлежавшая красотке Натали, не имела на себе ничего, кроме упомянутых выше кроссовок и белых носочков, именно она заправляла балом. Да как! Композитору, сочинившему оперетту «Веселая вдова», стоило бы полюбоваться ее стараниями, чтобы его мелодии получились по-настоящему бравурными и зажигательными. Рано старина Легар умер. Не дожил до эпохи полного раскрепощения женского пола.

Согнувшаяся в три погибели Натали, прихваченная за бока двумя кавалерами, обступившими ее сзади и спереди, задавала жару сразу обоим. Один отплясывал нечто вроде старой доброй ламбады, причем так упоенно, что совершенно не замечал ни отсутствия музыки, ни появления зрителя. Второй, развернутый ко мне костистым позвоночником, изображал что-то очень похожее, выдержанное в том же латиноамериканском темпе и ритме, разве что только еще более разнузданное. И все трое сопели так ожесточенно, словно находились на вершине только что покоренного Эвереста.

Желая уберечь спаянный коллектив от неизбежного теплового удара, я деликатно кашлянул.

Они разлеплялись суетливо, путаясь руками и ногами, сталкиваясь разгоряченными, взмокшими телами.

– В чем дело? – пропыхтел парень, который привел себя в порядок первым и находился ко мне ближе. – Что вам здесь нужно?