Жадный, плохой, злой

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я тоже! – пискнул кореец.

Его невзрачная внешность не вводила меня в заблуждение. Среди троицы моих новых соседей он представлял собой после Володи опасность номер один. Знаток всяких азиатских подлостей и восточных премудростей типа: «Сначала вырви у врага глаза, а потом уже скажи ему в эти глаза все, что о нем думаешь». Хорошо бы вывести грозного малютку из строя прямо сейчас, подняв вместе со стулом и шмякнув об стену. Чтобы Чен даже боевую стойку не успел принять. Но оставались еще Володя и Душман, который если и мало стоил в рукопашном бою, то обладал достаточно зычной глоткой, чтобы устроить переполох на всю округу.

– Ладно, – примирительно сказал я, – не буду вам мешать. Справляйте свое новоселье, веселитесь. Но, – я предостерегающе поднял палец, – никакой громкой музыки и шума, никаких визгливых девочек! Я работаю.

С этими словами я скрылся за своей дверью. Когда ты лишен всего, то пусть хотя бы последнее слово остается за тобой.

3

Окно в комнате было закрыто и заботливо задернуто жалюзи, словно кто-то позаботился утром, чтобы дневная жара не проникла внутрь. Но вечерний воздух после недавнего ливня был настолько свеж, что даже я, заядлый курильщик, устремился прежде всего распахнуть окно, а не распечатать сигаретную пачку.

Стоп! Замерев посреди комнаты, я попытался определить, что в ней меня насторожило. Зрение, осязание, слух и даже интуиция не помогли решить эту загадку, сколько ни напрягал я их без толку. Тогда ответ выдали шевельнувшиеся ноздри. В помещении сохранился стойкий аромат дезодоранта «Фа», которым пользовалась оболваненная рекламой Натали. Запах был не столько нежным, сколько приторным, въедливым и таким навязчивым, что от него хотелось поскорее избавиться. Странное дело, но, когда этим же дезодорантом пользовалась Вера, я никогда не морщился, как сделал это теперь.

Осмотрев комнату, я, естественно, не обнаружил в ней присутствия ни родной Веры, ни совершенно посторонней Натали, которая тоже отдавала предпочтение тропическому аромату киви. Однако если первой здесь никогда не было и не могло быть, то вторая явно побывала в этой комнате незадолго до моего появления. Зачем? Не поход же по местам боевой славы она вздумала осуществить!

Еще не успев как следует осознать осенившую меня догадку, я ринулся к столу и встряхнул оставленную на нем коробку. Кассета оказалась на месте. С облегчением переведя дух, я распахнул створки окна, закурил и развалился перед компьютером в позе заскучавшего плейбоя.

По прошествии получаса в комнате почти ничего не изменилось. Все так же обильно струился сигаретный дым, который, смешиваясь с запахом сырой земли и влажной листвы, создавал здоровую творческую атмосферу. По-прежнему сидел перед столом я, лениво покручиваясь в офисном креслице. Но теперь компьютер слабо гудел, уставившись на меня своим немигающим зеленым глазком, а на его экране высвечивался набросанный мной текст:

Над раскисшею державой жирный реет буревестник. Так и хочется, чтоб кто-то поскорее бросил палку. Только палки будет мало. Слишком жирный буревестник.

У него высокий рейтинг, толстый, длинный и горячий. И гагары голосуют, страстно клювы разевая. Им, гагарам, обещают, что не сделают им больно, а в награду за лояльность каждой выдадут прокладки.

Сионисты и буржуи робко прячутся в утесах. В нос им тычет буревестник обвинительные факты, даже кое-что похуже, голося при этом грозно:

«Буг…гя! Ског…го г"гянет буг"гя!..»

Без энтузиазма полюбовавшись своим творением и не позаботившись о сохранении текста, я отправился под душ, продолжая между делом обдумывать план побега.

Наиболее уязвимыми казались мне мальчики у входа, охраняющие знамя, на которое могли позариться разве что совершенно дикие туземцы, испытывающие дефицит текстильных изделий. Выбраться из окна, приблизиться к ним под любым благовидным предлогом, усыпить бдительность и…

«Свернешь им шеи? – мрачно осведомился внутренний голос. – И какими они будут у тебя по счету?»

«Никто их силком не держит! – огрызнулся я. – Сами выбрали себе такую собачью службу».

«Но не собачью смерть», – язвительно напомнила совесть.

«Заткнись! Интересно, что ты запоешь, если я буду сидеть сиднем здесь, когда из очередного перехода станут вытаскивать новые трупы?!»

Заподозрив, что моя последняя тирада была произнесена вслух, я закрыл рот, привел себя в порядок, натянул джинсы и пошел заканчивать песнь о жирном буревестнике. Пока что это была единственная возможность излить накопившиеся чувства к ненавистному господину Дубову.