Жадный, плохой, злой

22
18
20
22
24
26
28
30

Оказалось, что его, как и черта, поминать не рекомендуется. Он был тут как тут, и хотя в черное переодеться не удосужился, одно уже только лицо его носило достаточно траурное выражение. Сопровождавший его недобрый молодец Володя пытался выразить свою безмолвную скорбь тем, что подбородком упирался в грудь, а руки с переплетенными пальцами держал на яйцах.

Моя правая нога так и зачесалась от непреодолимого желания нанести штрафной удар, но сейчас было не место и не время.

Оглянувшись на шум моих шагов, Дубов опять повернулся к монитору, на который до этого пялился, и недовольно осведомился:

– Что еще за херню ты тут понаписал, писатель? Какой такой жирный буревестник?

– Символический, – туманно пояснил я и для наглядности изобразил руками взмах крыльев.

– А при чем здесь какие-то гагары с прокладками? – Подозрительность заменяла Дубову отсутствующее чувство юмора.

Володя счел нужным вперить в меня тяжелый взгляд и на всякий случай разнял пальцы, превратив их в пару кулаков. Набитые долгими тренировками костяшки выделялись на каждом из них, как шипы кастета.

– Гагары – прислужники империализма, – заявил я обличительным тоном. – Мещане. Обыватели.

– Ненавижу обывателей, – признался Дубов. – Балласт! Все добрые начинания вязнут и гибнут в этом дерьме!

Пока мы обменивались репликами, я успел приблизиться к компьютеру, затемнить отпечатанный шедевр на экране и недрогнувшей рукой удалить его навсегда. Прогресс – великая сила! Окажись в подобной ситуации певец русской революции Максим Горький, бедняге пришлось бы жевать и глотать свое произведение не менее часа.

Судя по выпяченной нижней губе Дубова, ему не понравилось ни мое словоблудие, ни мое самоуправство.

– С буревестниками и гагарами завязывай, писатель, – буркнул он, косясь на девственную белизну экрана. – Делом надо заниматься! Делом!

Уловив хозяйское недовольство, Володя тоже подключился к критическому разбору моего творчества.

– Это так ты работаешь, да? – грозно осведомился он, буравя взглядом мою переносицу. – Тебя зоопарк сюда позвали описывать?

– Он кто? – скучно поинтересовался я у Дубова. – Мой главный редактор? Цензор? Зачем вы вообще приставили ко мне всю эту дебильную компанию? Какие-то душманы, корейцы, повзрослевшие вовочки из анекдотов…

– Кто дебил? – Володя пошел на меня грудью. – Кто дебил, я спрашиваю?

– Стоя-ать! – рявкнул Дубов. – Туда иди! – Он махнул рукой в направлении двери. – К себе! Пшел, пшел! Понадобишься – позову.

С такой интонацией хозяин обращается к своему грозному, но туповатому псу, вздумавшему скалить зубы на чужака до того, как прозвучала команда «фас». Володя что-то злобно проворчал, прежде чем повиноваться приказу. Жаль, что у него не оказалось хвоста, который он мог бы поджать при выходе.

Когда мы остались с глазу на глаз, Дубов занял мое место на вращающемся креслице и миролюбиво предложил:

– Не обращай на него внимания. Ни Володя, ни кто-нибудь другой тебя и пальцем не тронут…