Цену жизни спроси у смерти

22
18
20
22
24
26
28
30

– Стоп. Бери-ка трубу, вызывай «Скорую».

Водитель растерялся:

– Не понял, шеф. Зачем «Скорую»?

– Хреново всасываешь? – вскинулся Минин, но потом вспомнил, что новичок еще не знает некоторых особенностей распорядка его дня, и опять откинулся на спинку сиденья. – Вызывай, и все. Скажи: у хозяина сердечный приступ.

– Сейчас в аптечке пошурую, шеф, – заволновался водитель.

– Не суетись, – буркнул Минин. – Сиди на месте и звони. Когда айболиты подкатят, прогуляешься в сторонке. А вопросов лишних больше мне не задавай. Не люблю.

Вскоре кремово-белый микроавтобус с подвыванием вылетел из-за поворота и лихо притормозил позади джипа. Лечебная процедура заняла совсем немного времени. Врач получил от пациента свой обычный гонорар, умело сделал ему укол морфия и был таков.

«Стекло», как называлась на языке Минина ампула, стоило 50 долларов. Ежесуточно он тратил на наркотик две сотни. Расходы можно было бы значительно сократить, перейдя на самообслуживание. Но Минин плохо переносил боль и был не в состоянии сделать себе укол самостоятельно, а своему окружению не доверял.

– Полегчало, шеф? – спросил обеспокоенный водитель, вернувшийся на свое место. Сообразив, что опять прозвучал вопрос, который ему задавать не рекомендовалось, он виновато шмыгнул носом.

– Порядок. – Минин вяло отмахнулся, и собственное движение показалось ему восхитительно-плавным. На периферии зрения, слева и справа, возникли две радужные туманности, которые всегда исчезали, когда Минин пытался приглядеться к ним повнимательней. Чтобы не коситься на них понапрасну, он прикрыл веки и сказал: – Ехай, милый.

Кайф, доставляемый ему «Марфушей», не шел ни в какое сравнение с женскими ласками. Иногда он подумывал о том, что увлечение наркотиком начало выходить за рамки, которые он однажды установил для себя сам, но всякий раз эти раздумья заканчивались вызовом бригады «Скорой помощи».

– Добрый доктор Айболит, – пробормотал Минин, не слыша своего голоса, – он излечит, исцелит.

Водитель по-черепашьи втянул голову в плечи и прибавил газу. Его плоский затылок выглядел таким напряженным, словно на него в любую секунду могла обрушиться неожиданная затрещина. Минин тихонько засмеялся, наслаждаясь полным, мелодичным звучанием своего голоса.

Когда призывно запиликала телефонная трубка, он не сразу взял ее в руку, решив сначала, что сработал антирадар, установленный в джипе. Но уже через пару секунд Минин заставил себя собраться, и, когда он ответил на звонок, тон его не выражал ничего, кроме металлической твердости и непоколебимой уверенности в себе:

– Да!

– Рад слышать тебя, брат, – приветливо сказала трубка. – Как твои дела? Мои хлопцы помогли решить тебе проблему?

Звонил Паша Самсон, предводитель одной из многочисленных киевских группировок. Когда-то, кентуясь на соседних нарах, Миня и Самсон готовы были поделить между собой последнюю пайку (чужую, разумеется), а теперь, по причине отдаленности друг от друга, уже никак и никогда не «пересекались». На воле делить им было нечего, приумножать – тем более, а потому они просто оказывали друг другу различного рода услуги, среди которых в конечном итоге не оставалось ни одной неоплаченной. На этот раз в долгу оказался Минин, выписавший с Украины парочку самсоновских «быков», чтобы не посвящать в подробности местную братву.

– Спасибо за участие, Самсон, – сказал он сдержанно. Хотя разговор велся по закрытому от прослушивания спутниковому мобильнику, Минин все равно предпочитал изъясняться иносказательно. – Да, твои хлопцы помогли мне уладить одну проблему, но они же создали и две дополнительные. Я не люблю такую арифметику, когда я в минусе.

– Ты серьезно? – В далеком Киеве возникла недоверчивая пауза. – Гога и Кузя пацаны правильные, в деле проверенные. У тебя действительно есть какие-то реальные претензии, брат? – Самсон гнусавил все сильнее, а последние слова вообще почти промяукал, на манер дикого камышового кота.

– Нет, брат, – ответил Миня в той же вкрадчивой манере хищника, всегда готового дать отпор. – Лично к тебе у меня претензий нет. Но твои правильные пацаны опарафинились, как последние дешевки. Нашли свободные уши двух мокрощелок и нажужжали им о своих подвигах. Я сердит на них, брат. Так дела не делаются.