– Падла! – прошипел я, наградив его жестоким ударом по кадыку. Крик оборвался на полуслове, сменившись длинным, надсадным хрипом.
Я вскочил на ноги, и в следующую секунду вспыхнула запыленная люстра под потолком.
Молча, с каменным лицом я обвел сбежавшихся на шум засадников тяжелым взглядом исподлобья. Всего их было пятеро. (Хрипуна можно не считать. Сдохнет – не сдохнет, но реальной угрозы он уже не представляет.) Четверо – здоровые, плечистые, абсолютно незнакомые типы, а пятый… старлей из моего отдела Юрий Овчаренко! Опять предатель, ядрена вошь, и… теперь понятно, КТО работал со сканирующей аппаратурой и ГДЕ он ее взял.
Дело в том, что в январе 2006-го при проведении одной не слишком удачной операции лейтенант Овчаренко получил две пули в живот из «стечкина»[42]. После выписки из госпиталя его хотели комиссовать, но затем пожалели и перевели в группу технического обеспечения, одновременно повысив в звании на одну ступень. (По моему, блин, ходатайству!) А он, сука, взял да переметнулся к врагам… Вышеуказанные мысли промелькнули у меня в голове за долю секунды, и внешне я никак не проявил своих чувств, продолжая давить противников свинцовым взглядом.
– Это не Корсаков, – выдал наконец Овчаренко. – Рост, фигура те же, но лицо абсолютно чужое. В первый раз вижу!
– Наверное, кто-то из его друзей, – высказал предположение один из громил. – Или обычный квартирный воришка. Не беда. Сейчас разберемся!.. Взять!!!
Пятеро засадников одновременно бросились на меня: грамотно, профессионально, не мешая друг другу. Еще месяц назад мне, пожалуй, пришлось бы не сладко, но теперь… (Ох, спасибо Васильичу! –
Переведя дыхание, я набрал мобильный номер Логачева.
«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», – сообщил приятный женский голос. Нелюбин просто не брал трубку ни по мобильному, ни по домашнему, ни по служебному телефонам. А Рябов, как известно, находился в Питере. «Куда же подевались Васильич с Нелюбиным? Почему молчат их телефоны?! – нахмурился я. – Раньше такого ни разу не случалось. Либо заняты по горло, либо… Нет! Не будем думать о плохом. Даст Бог, объявятся! А пока придется поработать в одиночку. Ничего страшного, не впервой».
Я отправил на мобильник Нелюбина зашифрованное СМС с кратким описанием ситуации. Вторым СМС я приказал Вахе выходить на связь непосредственно с Рябовым, мотивируя это (не вдаваясь в подробности) трепетной заботой о его, Вахиной, безопасности. На самом же деле я сердцем чуял сгустившуюся вокруг смертельную угрозу и не хотел, чтобы информация о басаевском наследстве погибла вместе со мной. Покончив с вышеуказанными делами, я легким ударом в основание черепа лишил Овчаренко сознания и отправился в ванную отмываться от грима…
Когда я вернулся обратно, старлей уже приходил в себя: ворочал мутными глазами, пускал слюни и надрывно стонал.
– Закрой пасть, урод, – негромко посоветовал я. – Иначе будет еще больнее. Раз эдак в сто.
Заслышав мой голос, перебежчик содрогнулся, как от удара электрическим током, полностью очухался и, разглядев лицо, позеленел от ужаса.
– Не ожидал, сволочь?! – жестко усмехнулся я. – Смотри не гадь в штаны со страху. Иначе заставлю тебя сожрать твое же собственное дерьмо. Для начала… – я сделал многозначительную паузу и вперился в него тем самым взглядом, которым усмирил Волка. Овчаренко задрожал, как тростинка на ветру, и, сдерживая стоны, насквозь прокусил губу.
– Так-то лучше, – похвалил я. – Теперь можно спокойно побеседовать со старым боевым товарищем, – последние три слова я произнес с нескрываемым сарказмом. – Но сперва, скажи-ка, дружок, где психотропка, приготовленная для моей скромной персоны?! – я подбавил во взгляд солидную порцию расплавленного свинца.
– У н-него в кармане, – кривясь от боли, Овчаренко указал глазами на первого из убитых, заоравшего: «Тревога!» – Он… специалист по наркодопро… сам, – по щекам предателя потекли слезы. – Дмитрий Олегович! – отчаянно взмолился он. – Там еще шприц-тюбик с промедолом… Прошу вас!.. Сил больше нет… терпеть!
– Для кого обезболивающее приготовили? – полюбопытствовал я.
– Для вас, – всхлипнул перебежчик. – Если бы сильно покалечили при захвате. Те четверо… ученики мастера Лонга!.. они… даже отличных бойцов… всегда запросто, – тут голос Овчаренко прервался, и он прокусил вторую губу.
– Слабоват ты на боль, – презрительно заметил я. – Подумаешь, пара костей сломана! Ну да шут с тобой. Получишь, так и быть, промедол. Помни мою доброту, сучий потрох! Всю оставшуюся жизнь помни. Все пятнадцать минут!