курьер.ru

—   Пленка смонтирована.

—   Все сюжеты смонтированы. Но я-то была внутри.

—   Ну и что, что внутри. Все равно вы не инсайдер, не участник происходящего. Как и я. В сущности, все мы здесь туристы, не более.

Элизабет сняла очки. Локоть правой руки — на столе, кулак со сжатой в нем тонкой серебристой дужкой — под подбородком.

—   Как вы думаете, Эндрю, можно ли убежать от всего этого?

—   Наверное, можно. Но есть одна проблема. Приходится брать самого себя — вроде, как тень. Вы знаете что-нибудь о Патриции?

—   Нет. Вы любили ее? Или любите? Не знаю, как сказать...

—   Любил? Бог с вами, Элизабет! Разве в нашей жизни есть место для таких слов?

—   А какая наша жизнь?

—   Жизнь взрослых людей. Мужская жизнь — даже для женщин. Жизнь без слез.

Шинкарев сам себя не узнавал. Никогда он не блистал в разговорном жанре. Что-то дальше будет?

—  Слез? — переспросила американка.

—  Слова о любви по-настоящему звучат лишь в обрамлении женских слез.

Элизабет взялась было за чашку, но сразу поставила ее на столик.

—  А разве мужчины не плачут? — спросила она.

—  Мужчинам присуща определенного рода волосатость, притупляющая способность к слезам. Я пошутил, извините. А вот страсти в нашей жизни есть. Их даже больше, чем нужно.

—  Нет страсти без доверия и мужества. И непредсказуемости. Не правда ли, хорошо сказано? — Она снова подняла чашку. Кофе там осталось на донышке.

Кажется, тема исчерпала себя. А Чена все не было.

—  Вы собираетесь в Россию? — спросил Шинкарев.

—  Быть может, в Санкт-Петербург. Вы не хуже меня знаете, какие тенденции сейчас проявляются в России.