...Прощались они зимой. С тяжелого неба падал снег, смешиваясь с хлюпающей под ногами водой. Автобус из Ивангорода отходил вечером. С горы три крепости слились в одну общую панораму: в ярко-синих сумерках мерцали пятна снега на крутых склонах, поросших черной травой; серели высокие стены Ивангорода; серебристо отсвечивали островерхие осиновые кровли, а дальше неясно белела замковая башня. Русская крепость без перерыва продолжалась немецким замком, а еще дальше свет и тень чередовались на углах шведских бастионов.
В густеющей синеве зажглись фары машин, которые плотной лентой, еще без всяких границ катили в Ленинград и Таллин. Заурчал мотор «Икаруса», пришло время прощаться.
— Я тебе напишу, — пообещала Кристина.
— Напиши, — согласился русский лейтенант Шинкарев.
Из Германии она прислала письмо с фотографией на фоне «Чекпойнта Чарли» — пограничного перехода на бывшей немецко-немецкой границе, ставшего музеем благодаря «мистеру Горби». Это было первое и последнее письмо. Разлука с Кристиной, как и обстоятельства дальнейшей жизни (вскоре Шинкарев уехал в Карабах) лишь укрепили ощущение, впервые возникшее у испохабленной двери. Взамен одного исчезнувшего «Чарли» в его собственной стране, словно поганые грибы, проросли сотни чекпойнтов и блокпостов. И теперь он точно знал, почему спускал курок, втыкал нож или обеспечивал поставку мин, сшибающих американские вертолеты.
Или ему только так казалось?
Глава двадцать седьмая
Понемногу начало светать. В предутреннем сумраке уходили куда-то темные стволы, массы листьев растворялись во влажном воздухе. Болели мышцы, подступил голод. Съев кое-что из своего запаса, Шинкарев двинулся дальше, постепенно разогреваясь. Лес наполнился голосами птиц; яркий оранжевый свет заливал промытое дождем утро, отражался в тысячах капель на листьях, на траве, горел рыжим огнем в мокрой глине и дорожных лужах.
Впереди обнаружились признаки деревни — все верно, она была на схеме Андрея. Нос ощутил запах дыма, особенно приятный в холодно-терпком воздухе утреннего леса. Слышался рокот трактора, негромкое мычанье коров. Шинкарев вышел на опушку. В утреннем тумане, пронизанном лучами низкого солнца, за сухим желтым полем поднимался кудрявый розовый силуэт джунглей. По желтому полю двигались несколько фигур в широких соломенных шляпах. Пройдя рядом с полем, дорога снова нырнула под кроны деревьев. Последний поворот, и за вновь расступившимся лесом показались деревянные дома.
«Пожрать бы... Есть тут харчевня какая-нибудь, или что? Горячая лепешка, кусок жареной свинины, банка пива. Черт, да хоть молока бы кружку!»
Вдоль узких улиц стояли высокие глухие заборы: одни деревянные, другие из старого выщербленного кирпича. В центре деревни — базарная площадь, за ней — низкое здание с крестом и круглым окном над входом. По соседству с церковью — навес из пальмовых листьев на темных деревянных столбах, под ним такие же темные столы и скамейки. Из-под навеса тянулся дымок, доносился аппетитный запах, — трудно определить, чего именно.
Торговля еще не началась, но народ уже собирался: продавцы что-то раскладывали, покупатели беседовали друг с другом. Мужчины были одеты примерно как Андрей: в темные штаны и куртки, на головах — плоские соломенные шляпы. При появлении Шинкарева все посмотрели на него, разговоры стихли. С длинной палкой в руках, в остроносых кожаных туфлях и белой футболке, видимой из-под короткой распахнутой куртки, выглядел он действительно странно.
«Чего вылупились, макаки?»
Несколько человек приблизились, стали говорить что-то, показывая в ту сторону, откуда он пришел. Не понимая, он только улыбался и разводил руками, постепенно смещаясь к харчевне. Подошла какая-то женщина, одетая в длинное темное платье, и пристально вгляделась в одежду Андрея. Потрогав разрез на груди и потерев пальцами ткань со следами крови, она с криком схватила Шинкарева за рукав. Остальные, несколько замешкавшись, начали окружать их.
— Ноу, ноу, — говорил Андрей, отрицательно мотая головой и улыбаясь.
Он продолжал все также улыбаться, когда кто-то вцепился в его второй рукав, а сзади схватили за воротник. «Вот как! Ладно, придурки, не обижайтесь!»
— Ноу, ноу! — повторял он испуганным голосом, подаваясь вперед.
Чужие руки инстинктивно потянули обратно, тогда он резко двинул назад всем корпусом, врезав затылком в челюсть тому, кто удерживал его за воротник. Те, кто цеплялся за рукава, подались друг к другу — Шинкарев, заведя им руки за спину, треснул головами. Женщина рухнула сразу, мужчина зашатался в полуобмороке. Добавив ему локтем в область сердца (тот схватил воздух широко открытым ртом и свалился как подкошенный), Андрей перехватил двумя руками свою палку и заработал обеими концами — одному в пах, второму в морду, третьему — секущий удар по икрам, четвертому, противоположным концом, — рубящий по шее. Все это дополнялось ударами ног. Через полминуты на земле валялись человек шесть, но с разных сторон слышались крики, подбегали новые люди.
«Нет понятия «численный перевес», — вспомнились слова инструктора по рукопашному бою, — есть недостаток маневра».
Вырвавшись из окружения несколькими длинными скользящими шагами, синхронизированными с вращением корпуса и свистящим кружением шеста, Шинкарев переместился в сторону улицы, которая выводила из деревни. Там его снова перехватила толпа, через которую пробирался полицейский, на ходу вытаскивая пистолет. «Это хуже. Ну, ладно!»
ebooksa