– А брал ты, Яша, по восемьдесят. А сдавал по сто двадцать. Где твои законные шесть процентов? Хамишь, Яша.
– Пал Игорич, – взмолился Калымов. – Да как же так… Ведь я завсегда сдаю по сто двадцать… – и умолк, буквально пораженный осведомленностью Туманова.
– Когда берешь по сто двенадцать… Да и хрен на тебя, Яша. Это твои беды, нам ли быть в печали? Ты просто мяско то брал по дешевке, потому как его не провели через ветеринарный контроль. А почему, Яша, его не провели через ветеринарный контроль? Не знаешь?
– Не знаю я, Пал Игорич… Крест святой, не знаю…
– Ладно, Яша, это никого не волнует, знаешь ты или не нет. Твой крест. У нас ведь как? Провинился – отвечай. Мясцо твое взрастили партизаны, Яша, грабители и убийцы невинных расейских солдат и младенцев. И возили его не с Гремяжьего хутора, а совсем наоборот – с Дикого. А тебя обвели за нос. Или не обвели?
Калымов сел на край стула. Лицо помертвело.
– П-пал Игорич…
– Хутор Дикий второго дня взят спецназом, Яша. Ты понимаешь, что своим нечистым рылом ты мог опорочить чистую репутацию фирмы «Муромец»?
– Не губите, Пал Игорич… Все, что хотите…
– Трудно, Яша, трудно. Оттрахать ты нас хотел – в хвост и в гриву.
– Вы можете, Пал Игорич… Я отплачу…
– Баш на баш, Яша. Свези меня в Кормиловку. А я попробую не дать ход делу.
– Да, конечно, Пал Игорич… Я распоряжусь насчет машины. Вас свезут.
– Ты не понял, начальник. Распорядиться о машине я и сам могу. Ты меня свези тайно. Чтобы ни одна живая душа. И немедля.
Под черепом у Калымова чего-то щелкнуло. Он попробовал задуматься и почесал лоб.
– А что случилось?
– А это не твое дело, Яша. У меня свои заморочки. Ты давай, рожай идею.
– О, боже… – Калымов выскочил из кабинета, вернулся с гроссбухом. Стал лихорадочно листать.
– Что тут у нас с Кормиловкой… А-а, вот. Груз пойдет в пятницу. Капуста, на консервный завод. А сегодня… Среда?
– Рожай, Яша, рожай, – Туманов потянулся и утопил окурок в пепельнице. Сизый дымок спиралькой потянулся к потолку.