– Будь он проклят, этот Селеби!
– Ты его знаешь, дорогой?
– Это самый страшный человек, с которыми меня когда-либо сталкивала судьба. Ничего у него не выйдет!
Телефон мелкой неприятной дробью завибрировал в левом внутреннем кармане пиджака. Вытащив трубку, Хамидулла, не скрывая раздражения, произнес:
– Слушаю!
– Все получилось так, как мы и планировали, копье у нас.
Хоть какая-то хорошая новость.
– Я хочу видеть его немедленно.
– Мы вылетаем сегодняшним рейсом.
– Лучше поездом, так будет надежнее, – распорядился Хамидулла.
– Хорошо, шеф, как пожелаете.
Выключив телефон, Кутейб Хамидулла счастливо улыбнулся.
Глава 42
МЫ УЕДЕМ НАВСЕГДА
Неожиданно прозвенел длинный назойливый дверной звонок. Едва глянув в глазок, Фомич чуть не крякнул от расстройства, догадавшись, что такие гости сулят неприятности. Лица, искаженные оптикой, выглядели почти зловещими. Именно такие типы, сбившись в стаи, встречаются в вечернее время; ими переполнены автомобильные пробки, не однажды он пересекался с ними на пересылке, где властвует его величество беспредел. И вот сейчас они заявились в его дом, чтобы устанавливать собственные порядки.
Некоторое время он разглядывал их недовольные лица, а когда прозвучал повторный звонок, еще более настойчивый, он недружелюбно поинтересовался через запертую дверь:
– Кто там?
– Свои… Тебе привет от Толяна Истягина.
Некоторое время Фомич колебался, осознавая, что стоит лишь распахнуть дверь, как завтрашний день уже не будет похож на сегодняшнее безмятежное времяпрепровождение и неприятности посыплются на его бесталанную голову, как из рога изобилия. Но пренебречь ссылкой на Толика Истягина он не мог, хотя бы потому, что тот был один из немногих людей, которым он доверял всецело.
Их дружба началась лет пятнадцать назад, когда Толик, уже отмотав длинный срок, вернулся в их старенький тесный двор, не узнавая его совершенно. Пацаны, которых он помнил совсем малыми, успели возмужать и раздались в плечах. А некоторые, заработав немалый авторитет, ходили в весовых. Но странно было другое: для них он оставался все тем же Толькой, который некогда защищал их от пацанов с соседней улицы, а следовательно, и слово его было непререкаемо.