— Не положено, ребята. Нельзя. Сами видите, какие люди приехали. Мало ли что?!
— А мы-то что? У нас даже денег нет, сестру покормить не на что. А мама теперь до позднего вечера здесь застрянет.
Милиционеры смотрели на ребят с сочувствием. Разве этого сухаря уговоришь?! Всю жизнь только о себе думал. А что они могли сделать? Только подмигивали малышке и пожимали плечами.
— Так, ребята, а теперь брысь!
К тротуару подкатил лимузин, и из него вышел Егор Рубин со своими партнерами.
Духонин бросился гостям навстречу, словно извиняясь, что не успел открыть дверцу.
За оцеплением заработали затворы фотоаппаратов. Большую часть журналистов так и не пустили в зал. Слишком много желающих набралось.
Лика не была бы Ликой, если бы не воспользовалась хоть секундой замешательства. Детишки рванули вверх к дверям, и только в дверном проходе у мальчугана свалился с головы парик и на плечи упала тяжелая копна густых волос. Никто этого не заметил, кроме сидевшего в машине Журавлева.
— Утерла девка мне нос!
— О чем ты, Вадим?
— О том, что не здесь мне место. Слушай, Глеб. Подойди к тому лейтенанту, что сидит в шлеме на мотоцикле, и пригласи его в машину.
— Хочешь и ему от злости голову расшибить?
— Конечно. Если он согласится снять шлем. А ты его попроси об этом. Кто из нас подполковник милиции?
Елистратов сообразил, в чем дело, но не до конца.
Журавлев видел, как Елистратов подошел к офицеру, что-то ему сказал. Тот снял шлем, положил на мотоцикл и подошел к машине. Ему пришлось временно отдыхать рядом с шофером, получив сходную производственную травму. Зря он снял шлем.
Журавлев переоделся в белую лейтенантскую сорочку.
— Тебя же все равно не пропустят, Журавлев. Даже если не узнают.
— Сколько ступеней ведет к дверям? Елистратов посчитал.
— Восемь.
— Всего-то! А ширина дверей с метр будет, и открываются они вовнутрь.